Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет. Дом твой. Останется твоим навсегда.
– Я не могу принять такой подарок.
– Конечно, можешь. Ты можешь делать, что захочешь. Я купил этот дом, мечтая о нашем совместном будущем. Пусть этой мечте не суждено в полной мере сбыться, пусть я только подержал ее в руках, и она выскользнула из моих пальцев, но я был счастлив здесь с тобой.
По моей щеке скатывается еще одна слеза.
– Я тоже была здесь счастлива.
– Тогда сохрани этот дом для нас. Я не могу его выбросить и не могу себе представить, чтобы сюда вошла другая женщина.
Честно говоря, я и сама не хочу прощаться с этими стенами. Пусть бы они хранили для меня память о Нике, если мне удастся вернуться.
– Я должен ехать. Скоро мой самолет.
По моему телу пробегает дрожь, когда я в последний раз прижимаюсь к груди Ника. Его рубашка становится мокрой от моих слез.
– Береги себя, – шепчет он и гладит меня по голове.
Наши губы встречаются. Этот поцелуй несет в себе что-то очень знакомое, и в то же время в нем ощущается окончательность.
Выпустив меня, Ник застегивает чемодан. Мой взгляд притягивает к себе оставленная на покрывале коробочка с кольцом. Бриллиант переливается на солнце. Я пытаюсь вернуть драгоценность Нику, но он качает головой.
– Носи его. Пожалуйста.
Сжав коробочку в ладони, я всхлипываю.
– Такое чувство, что мы прощаемся. Что между нами все кончено.
Он сглатывает. Видимо, его тоже душат слезы.
– Мы не прощаемся. И ничто не кончено. Давай скажем друг другу «до встречи».
– До встречи, – говорю я.
Он уходит.
Последний раз я видела Гавану из самолета, направлявшегося в Майами. С тех пор прошло почти пять лет. Сразу чувствуется, что город, да и весь остров, изменился, хотя в чем именно дело, я пока сказать не могу. У меня просто возникает такое ощущение, будто я смотрю на дорогого мне человека, который стал неузнаваемым.
Прошлое и настоящее, пересекаясь друг с другом, накрывают меня волнами. На их стыке возникает неясный образ, который я не успеваю разглядеть.
Набережная Малекон на месте, крепость Эль-Морро тоже. Ла-Кабанья виднеется вдали. Луна освещает знакомые улицы, и все-таки что-то не то. Эдуардо сидит рядом со мной молча. Видимо, он тоже чувствует перемены и готовит себя ко встрече с ними.
– Так бывает всегда? – спрашиваю я.
Он говорил мне, что ему не впервой тайком ввозить людей в страну по морю. После того как его выпустили из тюрьмы, он проделал этот путь с десяток раз.
– Да.
Эдуардо произносит это слово так, будто оно причиняет ему боль – ту же самую, которую чувствую сейчас я.
При виде родного города я надеялась испытать облегчение. Но, как ни поразительно, возвращение домой только усиливает ощущение утраты.
Наша маленькая лодочка подпрыгивает на волнах.
Морское путешествие прошло без приключений: береговая охрана нас не заметила, море относительно спокойное, свет луны и звезд пронзает чернильную темноту ночи, которая сгустилась прямо у нас на глазах. Еще несколько минут назад Гавана купалась в лучах заходящего солнца.
А примерно через час я уже буду на пути к Фиделю.
* * *
Какой-то кубинец приветствует Эдуардо торопливой улыбкой, и они в синем Buick везут меня по городу. Оба напряжены, своих имен друг другу не называют. Мне бы хотелось ехать помедленнее, но я напоминаю себе: это не экскурсия. Надо сначала осуществить задуманное, и тогда у нас будет предостаточно дней и ночей для прогулок по любимому городу.
Мы направляемся в отель «Гавана-Хилтон», который теперь именуется «Гавана-Ливре» – «Свободная Гавана». Более нелепого названия не придумаешь!
Сердце бьется неровно. Я грудью чувствую капсулу с ядом, спрятанную в бюстгальтер: Эдуардо дал мне ее, когда мы отплыли от американских берегов.
Я думала, что, выполняя поручения Дуайера в Лондоне, я подготовилась и к этой миссии и что после Рамона меня уже ничем не напугаешь.
Я ошибалась.
– План хорошо помнишь? – бормочет Эдуардо.
Я киваю, глядя в окно. Если через несколько часов я умру, мне хочется немного полюбоваться Гаваной напоследок.
Мы быстро подъезжаем к отелю, и меня проводят через служебный вход. Там нас встречает человек в униформе. Своего имени он, как и второй мой провожатый, не называет. Просто говорит идти за ним.
Что эти люди думают, я не знаю. Может, они принимают меня за очередную пассию вождя, спешащую к нему на свидание. А может, ЦРУ завербовало и их тоже. На всякий случай я решаю молчать.
– Здесь я тебя покидаю, – говорит Эдуардо, и мне вспоминается тот день, когда он привез меня в «Юпитер» на встречу с мистером Дуайером и оставил на пороге ресторанчика.
Кажется, это было очень давно. Какой путь мы прошли с тех пор!
– Все будет хорошо, – шепчет Эдуардо, и у меня возникает ощущение, будто он говорит это не столько мне, сколько самому себе.
Я не нуждаюсь в том, чтобы он меня успокаивал. Я ждала этой встречи очень давно, и сейчас, готовясь посмотреть своему страху в лицо, ощущаю прилив сил – как в детстве, когда меня пугали чудища, прятавшиеся под кроватью в темной комнате.
Быстро поцеловав Эдуардо в щеку, я иду дальше за человеком в гостиничной униформе. Перед лифтами нас останавливают охранники Фиделя.
Я застываю, позволяя им меня ощупать. Они ищут оружие, но делают это довольно формально. Потом спрашивают мое имя и задают еще несколько вопросов. Я улыбаюсь, отвечаю ровным голосом – этому я научилась, пока работала в Лондоне.
Мы садимся в лифт, поднимаемся на этаж, где расположены апартаменты Фиделя. Там нас встречает очередная группа охранников. После того как меня еще раз обыскивают, открывается дверь в конце коридора, и я вхожу в святилище.
* * *
Я сотни раз представляла себе этот момент. Прокручивала в голове многочисленные вариации. Теперь он настал, и я хочу им насладиться, но он проносится слишком быстро – как череда вспышек, которые я едва успеваю замечать.
Фидель сидит, развалившись, на одном из диванов. В руке неизменная сигара. С обеих сторон стоят телохранители.
Увидев их, я холодею.
Эдуардо говорил, что Кастро будет один. Он, дескать, любит развлекаться с дамами наедине. Шпион, внедренный в кубинское правительство, устроил так, что на этот вечер дамой команданте буду я. Но почему при нем охрана?
– Беатрис Перес! Какая встреча!
С заученной улыбкой на лице я приближаюсь к Фиделю, собрав все силы, чтобы нетвердые ноги, обутые в туфли на высоком каблуке, не подогнулись. На журнальном столике стоит бокал. Я начинаю судорожно соображать, как же мне бросить в напиток капсулу с ядом.