— Дети удивятся моему быстрому возвращению, — заметила она.

— А что ты им скажешь?

— Ну, скажу, что собрание отменили или еще что-нибудь в этом роде.

Дети уже мчались вниз по лестнице навстречу матери, а вслед за ними спешила пухленькая улыбающаяся девушка с темнеющими, как изюм в булке, глазами на круглом загорелом личике.

— Осторожно! — кричала она. — Джерард! Миранда! Не так быстро!

Филипп узнал Джерарда. — он встретил Филиппа тем же настороженным взглядом, каким повсюду следил за ним в Генуе. Миранда, которой на вид было года три, здороваясь с ним, ласково улыбнулась.

— Мама, ты привезла нам подарки? — спросил Джерард.

У Джой вытянулось лицо.

— Ох, у меня совсем не было времени. Я вернулась так неожиданно.

— А у меня кое-что есть, — сказал Филипп. — Вы любите восточные сладости? — Он открыл чемодан и вынул коробку рахат-лукума с ароматом розы и миндаля. — Это из Анкары. Мне сказали, что это самый лучший.

— Но ты, наверное, вез его кому-то другому? — спросила Джой.

— Нет-нет, — ответил Филипп, который и в самом деле купил его для Хилари. — В любом случае я могу купить его и здесь.

— Ну, тогда каждому по кусочку, — сказала Джой. — Отдайте коробку Селине и скажите спасибо профессору Лоу.

— Называйте меня Филипп, — попросил он.

— Спасибо, — нехотя отозвался Джерард с набитым ртом.

— Спасибо, Флип, — сказала Миранда.

— Отведи Филиппа в дом, Миранда, — сказала Джой.

Девчушка, схватив Филиппа липкой ручкой, повела его вверх по крутым ступенькам, которые вели в квартиру. Филипп неожиданно для себя проникся симпатией к этой крохе, к ее доверчивому взгляду и улыбчивому личику. Позже, когда они с Джой сидели на балконе, он со второго этажа наблюдал, как Миранда играет в саду с куклами. Они пили кофе (это было редкое для Турция удовольствие, способное довести людей до обморочного состояния), и Джой вкратце пересказывала ему историю своей вдовьей жизни.

— Конечно, я могла бы остаться в Англии и жить на пенсию Джона, но эта мысль показалась мне столь удручающей, что я убедила членов Британского Совета помочь мне выучиться на библиотекаря и подыскать соответствующую работу. Большого энтузиазма они не проявили, и мне пришлось оказать на них моральное давление. Но библиотекарь из меня получился неплохой.

— Я в этом не сомневаюсь, — рассеянно сказал Филипп, глядя в сад. Миранда, рассадив кукол полукругом, что-то серьезно им втолковывала. — Интересно, о чем это Миранда рассказывает куклам?

— Наверное, о тебе, — сказала Джой. — Ее поразила твоя бородка.

— Правда? — Филипп рассмеялся и смущенно потеребил себя за бороду. Но почему-то остался доволен этой новостью. — Какая прелестная девочка. Она на кого-то очень похожа, но я не могу понять, на кого.

— Не можешь? — Джой бросила на него несколько странный взгляд.

— Вроде не на тебя… — Нет, не на меня.

— Наверное, на твоего мужа, хотя я плохо его помню. — Нет, она похожа не на Джона. — А на кого тогда?

— На тебя, — сказала Джой. — Она похожа на тебя.

Спустя четыре дня, сидя в турецком «Боинге-727» и глядя из окна на заснеженные альпийские хребты, Филипп вспоминал, какой головокружительный эффект произвела на него произнесенная Джой фраза — «Она похожа на тебя», — и в который раз обливался холодным потом. Эта игравшая в саду крошечная девочка, этот нежный комочек, состоящий из светлых волос и загорелого тельца в белом комбинезоне и по размеру едва ли превосходящий своих кукол, — дитя его чресл?! И целых три года его кровинка, как неоткрытая звезда, вращалась по орбите его жизни, а он об этом не знал не ведал?!

— Что? — выдохнул он в ответ, услышав новость, — ты хочешь сказать, что Миранда — моя… наша… Ты уверена?

— Не вполне, но ты не можешь не признать, что сходство с тобой поразительное.

— Но ведь… — хватая ртом воздух и с трудом подыскивая слова, он спросил: Но ты же сказала мне в ту ночь, что у тебя… что ты… что все в порядке…

— Я сказала неправду. В то время я прекратила принимать противозачаточные таблетки, поскольку мы с Джоном пытались зачать ребенка. Я боялась, что, скажи я тебе, и все волшебство пропадет, ты ничего не сможешь. Это было подло?

— Это было чудно, это было великолепно, но почему, почему же ты мне не сообщила?!

— Сначала я не могла понять, от кого беременна, от тебя или от Джона. Известие о катастрофе вызвало преждевременные роды. Когда же я заглянула Миранде в глаза, то поняла, что это твой ребенок. Но какой был смысл говорить тебе об этом?

— Я бы развелся с Хилари и женился на тебе.

— Вот именно. Я уже говорила тебе: как раз этого я совсем не желала.

— Но именно это я и собираюсь сделать теперь, — сказал Филипп.

Джой помолчала. И потом сказала, не глядя на него и рисуя пальцем круги в кофейной лужице на пластиковом столе:

— Когда я узнала, что ты едешь в Турцию, то решила, что не должна видеться с тобой, — опасалась, что тогда все кончится. Накануне твоего приезда в Стамбул я устроила себе поездку в Анкару — Алекс Кастер уже давно звал меня пообщаться с людьми из Британского Совета. Я следила за твоими передвижениями и наметила свой приезд в Анкару как раз на день твоего отъезда. Но просчиталась всего на час-другой. Когда я пришла к Кастерам, они сказали, что вечером ты будешь у них.

— Это судьба, — сказал Филипп.

— Да, я тоже так подумала, — сказала Джой. — И потому приехала на вокзал.

— В последнюю минуту, — заметил Филипп. — Хотела, чтобы у судьбы был шанс передумать.

Юг Англии был затянут плотными облаками. Когда самолет, спускаясь, пробил их толстую вату, солнце исчезло, будто его выключили; под облаками шел дождь. Пока самолет рулил по посадочной полосе Хитроу, его иллюминаторы затянуло водяными струями. Дожидаясь своих вещей в душном аэровокзале, Филипп чувствовал, как по мере отдаления ярких воспоминаний недавних дней на него находит уныние и желание замкнуться в своей скорлупе. Он сел в кресло, прикрыл глаза и мысленно прокрутил от начала до конца свой любительский фильм о Стамбуле и его достопримечательностях, запахах и звуках; увидел мечети и минареты, воду Босфора и небо; влажноватый ковер Голубой мечети у них под ногами и ее грандиозный купол; сверкающие, как драгоценные камни, витражи в Дворцовом гареме; узкие, как тюремные, лестницы Стамбульского университета с солдатом на каждой площадке; лабиринты огромного крытого рынка; прибрежный ресторан, в окно которого проходящий теплоход плеснул волной, окатив с головы до ног большую компанию обедающих; гостиница, в которой они с Джой занимались любовью, — мимо ее окон проходили русские танкеры, перекрывая огромными бортами льющийся сквозь жалюзи предвечерний свет. Когда солнце заглянуло к ним в комнату, Филипп опустил жалюзи, так что его лучи расчертили тело Джой и зажгли огнем светлые волосы у нее на лобке. Он назвал их золотым руном, памятуя о близости Геллеспонта. Проводя седой бородой по ее животу, он с грустной улыбкой говорил о том, что подмешивает свое тусклое серебро в ее драгоценное золото, намекая на контраст между ее прекрасной, все еще юной фигурой и своим жилистым немолодым телом. Она ласково гладила его по голове: «С тобой я чувствую себя желанной, а это самое главное». Он зарывался в нее носом, вдыхая ароматы морского берега: кожа ее бедер была нежна, как шляпка гриба, а на вкус она была свежа и чуть солона, как морской моллюск.