К тому же, вокруг него росло число трупов. Два в саду — обнаженные кости, торчащие из земли, на которые кто-нибудь рано или поздно обратит внимание. Труп жены под полом. Три тела в нише на кухне. Холодный воздух пока спасал его и других обитателей дома номер десять от удушающей вони. Но скоро это должно было закончиться: в Лондон понемногу приходила весна, становилось все теплее. Кристи не знал, куда деть тела, в саду для них не было места.

И он решил поступить так, как поступил двадцать лет назад: бросить все, оставить прошлое позади и уехать из города. Но для этого ему нужно было выиграть себе немного времени, сделать так, чтобы трупы нашли не сразу. Еще не помешали бы деньги, хотя бы на первое время!

Поэтому Кристи принялся за дело. Он заколотил нишу и заклеил обоями, будто и не было здесь ничего. Планировка кухни позволяла предположить, что на этом месте всегда была ровная стена. После этого он прибрал в квартире и — сдал ее.

Не имел права, конечно, ведь дом ему не принадлежал. Но когда его останавливали законы? Он пустил в свою квартиру молодую семейную пару, оставил им все, что когда-то принадлежало ему и Этель, а за это взял у них плату за месяц вперед. Это были не самые большие деньги, ведь Риллингтон-Плейс не была престижной улицей, да и условия в доме были не лучшие. Но для Кристи, путешествующего в одиночестве и налегке, сумма была неплохая.

Он съехал, снял гостевую комнату, чтобы продумать, куда податься из Лондона. Началась последняя декада марта, а значит, Кристи предполагал, что у него в запасе хотя бы месяц до тех пор, пока наступление тепла выдаст его тайники.

Но сложилось иначе: удача, в прошлом покровительствовавшая Кристи, решила отвернуться от него. В тот же день на Риллингтон-Плейс пожаловал настоящий хозяин дома номер десять и страшно удивился, застав там вместо Кристи двух незнакомцев. Объяснения несчастной пары не помогли, им было велено убираться как можно скорее.

Правда, и Кристи хозяин уже не пустил бы обратно, он был возмущен такой наглостью. Поэтому когда жилец квартиры сверху, Бересфорд Браун, попросил отдать ему кухню Кристи, хозяин согласился без раздумий. Кухня и правда была удобная: маленькая, все под рукой, все работает, окно большое! Браун, довольный такими переменами, стал обживаться. Уже на четвертый день после отъезда Кристи он собрался просверлить стену, чтобы подвесить небольшой держатель для радио. Он ожидал, что это будет просто, но не слишком — все-таки стены крепкие. Однако он не был готов к тому, что за обоями окажется только тонкий лист фанеры — и ничего больше.

Пораженный этим, Браун просверлил отверстие побольше, заглянул внутрь, в странную пустоту за стеной кухни, и сразу же с ужасом отскочил. Потому что свет, проникший в просверленную дыру, упал на неестественно бледную спину обнаженной женщины.

Теперь уже он не мог отступить. Браун сорвал обои, убрал фанеру и обнаружил нишу, в которую были спрятаны еще два трупа — кроме того, что он увидел. Находка была настолько дикой, что он не решился поверить своим глазам. Браун привел на кухню другого соседа, чтобы и тот взглянул на странные, завернутые в грязные тряпки тела.

Но и сосед подтвердил: это действительно трупы. Браун вызвал полицию, начался осмотр дома — и все жертвы Кристи наконец-то были найдены, включая его жену и россыпь истлевших костей на заднем дворе. Джон Кристи был объявлен в розыск.

По сути, он подставил сам себя. Если бы он просто запер квартиру, сказал, что вернется, ему бы поверили. Он жил там двадцать лет, никому и в голову не пришло бы, что он способен бежать! Но он пожадничал, позарился на деньги. Он был уверен, что новые жильцы не станут простукивать стены на кухне — с чего бы? Вот только всего он предугадать не мог.

Могло ли получиться так, что подражатель тоже начал терять связь с реальностью? Его личная война с Евгением Майковым закончилась не так, как он ожидал: не победой, а несчастным случаем. Но он уже привык воевать! Получается, теперь ему нужен был новый соперник… Леон?

Анне хотелось позвонить ему, услышать его голос, убедиться, что все хорошо и она ошиблась, однако она запретила себе это. Если она ошиблась, Леон и так в порядке. Если же нет, он может быть не один, и своими звонками она только усложнит его положение. Был только один верный способ помочь ему: узнать имя убийцы, понять, кто он такой, что подтолкнуло его ко всему, что он сделал. Вот тогда, зная, кто им противостоит, она могла искать его и Леона.

Покинув метро, она забрала свою машину с парковки и направилась к квартире Челищевых. Лины не было дома, и дверь открыла ее мать — еще не старая женщина, но травмированная событиями последних месяцев так, что на восстановление могли уйти годы — если оно вообще было возможно.

— Простите, что отказалась говорить с вами в прошлый раз, — смущенно улыбнулась женщина. — Но Ева… то, что ее нет… это очень тяжело…

— Нам не обязательно говорить о ее смерти, — поспешно заверила Анна. — Давайте поговорим о ее жизни!

Ей хотелось получить быстрые ответы, а не тратить здесь время, когда Леону, возможно, нужна помощь! Однако она понимала, что у нее особенная собеседница. От матери Евы могло быть больше пользы, чем от ее сестры, но только до тех пор, пока она была в состоянии говорить.

Предложение Анны ей понравилось:

— Да, конечно, хотите, я вам фото покажу?

— Буду признательна.

Фотографий здесь и правда хватало. Маленькая комнатка превратилась в музей, где все было посвящено Еве. Фотографии Лины тоже попадались, но совсем мало, и несложно было понять, откуда тянулись корни ее обиды.

— Ева была очень счастливым ребенком, — мягко улыбнулась ее мать. Чувствовалось, что эти воспоминания грели ее. — Она болела, но мы делали все, чтобы это не мешало ей. Лина говорит, что мы ее разбаловали… Может, и разбаловали. Но как можно не баловать такую принцессу?

Разглядывая фотографии, Анна только кивала. Ева Челищева действительно росла очень красивым ребенком — и искренне веселым. Даже если ее избаловали, она была не из тех, кто находит удовольствие в капризах и истериках. У нее была волшебная улыбка и чистый взгляд, в котором отражался целый мир.

Но потом это исчезло. Не постепенно сменялось типичным подростковым недовольством, а затухло, как пламя свечи, залитое водой. На тех фотографиях, где Ева была постарше, Анна видела настороженный взгляд и манерную улыбку.

Эти перемены не укрылись и от ее матери:

— Вот тут она уже другая… Я не знаю, почему. Думаете, я не заметила? Мамы всегда такое замечают. Я пыталась расспросить ее, но бесполезно, у нее была какая-то своя жизнь. Она как будто не доверяла мне… А почему? Я ведь никогда даже не наказывала ее толком!

— Так иногда бывает.

— Я чувствовала: что-то не дает ей покоя. Но она ходила где-то после школы, общалась непонятно с кем, ко мне не шла. Я пыталась выведать хотя бы имена ее друзей, да только все напрасно. У нее на все был один ответ: «Мама, ты не понимаешь, это моя жизнь, живу как хочу!» Я пробовала общаться с психологами, они мне говорили, что у каждого ребенка взросление проходит по-разному, нужно просто перетерпеть. А Еву к психологу было не затащить, что вы!