следует, и герцог Сан Джермано, владелец земли, хотя и поднял процесс, но, выиграв его, увидел, что земля эта уже представляла ряды могил.

Эпидемия прекратилась. Явился подвоз съестных припасов. Падре Рокко придумал для бедняков общественные работы. Когда его хотели остановить на этом, он кричал:

– Я был мертв и нем, и вы меня воскресили. Зачем?

Его хотели взять опять, но теперь это уже было невозможно. Народ стоял толпою вокруг своего благодетеля.

Отец Рокко продолжал так же деятельно работать для своего народа и тогда, когда он начал видимо дряхлеть.

Он еще более усилил тогда свою энергию. Его спрашивали, почему он не жалеет себя, не бережется.

– Теперь уже некогда. Мне мало осталось времени, а дела много. Отдохну в Царствии Его, ему же не будет конца!

Он не возвращался более в обитель. Из вертепа в вертеп, из одного подвала в другой он ходил дни и ночи, проповедуя добро и правду, спасая павших и удерживая от падения колеблющихся.

Теперь он уже властно стучался во все двери, требуя именем Христа для народа все, что тому было нужно. Когда пожар уничтожил один из кварталов, он приказал погоревшим отворить церкви, и они целый год жили в них.

Он входил в тюрьмы, и за каявшихся являлся защитником перед королем. Разбойник Кармело был приговорен к казни. Целую ночь падре Рокко кричал под окнами королевской спальни:

– Подари мне человека, подари мне человека!

Его отгоняли, но раз падре Рокко что – нибудь задумывал, его трудно было заставить отойти прочь. Под утро король приказал впустить его.

– Что тебе надо?

– Жизни Кармело.

И Кармело был помилован и долго после того жил в горах Нолы честным дровосеком.

Ночью заставали падре Рокко молившимся на кладбищах бедных. – «За них некому молиться, – оправдывался он, – богатые имеют к своим услугам прелатов, каноников, у этих – я один».

Бог его – был Богом добрым, всепрощающим!

– Имя ему – любовь, – говорил Рокко. – Он любовью мир создал, и любовью же его держит. Любовь – это цемент душ. Ад есть отсутствие любви, рай – есть ее царство.

Но есть предел всему. Рокко свалился. Силы его были надорваны и старостью, и напряженною деятельностью. Слух о его болезни поднял на ноги весь Неаполь. Апостола бедных перенесли в обитель. Народ стоял толпою у монастыря доминиканцев и день и ночь, и умиравший только и помнил о бедных в последние мгновения.

– Ах, бедный Неаполь, бедный Неаполь! – повторял он, и, наконец, собрав последние усилия, созвал к своему одру друзей.

Он заставил их поклясться над Евангелием, что они не оставят его дела, его приютов, его убежищ, его больниц, его Albergo dei Роvеri, его школ и главное, – что каждый из них перед властью и знатью города так же будет стоять за народ, как всю свою жизнь стоял за него он, падре Рокко! Когда все дали клятву, он воскликнул:

– Благодарю тебя, Боже… Теперь я доволен. Cupio dissolvi et esse cum Christo![102] Покажите мне народ…

Кто – то отворил окно. Рыдание несметной толпы ураганом ворвалось в его келью. Он, в ответ толпе, простер к ней благословляющие руки.

– Подумай о своей душе! – говорили ему перед этим.

– Некогда, – отвечал он. – Я должен подумать о народе… О душе моей подумает он.

Так умер этот монах – народник!

– Господи, суди меня, как я судил их! – воскликнул он в последнее мгновение своей жизни.

Когда с колокольни доминиканского монастыря тягуче и торжественно раздался первый удар, возвещавший смерть «апостола улицы», – весь Неаполь, как при пении молитвы, опустился на колени, молились во дворцах, на площадях, в вертепах, в приютах, в церквах. Душа Рокко возносилась в светлом облаке общенародного горя. Тело его было выставлено, и народ, как святыню, сорвал с него и унес одежды, свечи, горевшие около…

Тем не менее, бедняком родившийся, нищим живший и нищим умерший, Рокко был и похоронен, как нищий, и кости его не были собраны в отдельную нишу, что всегда делают здесь с останками выдающихся людей. Он был похоронен в общей для бедных монахов могиле.

«Базилио Данченко» и его «Итальянский роман»

послесловие редактора

В советской культуре существовал только один Немирович – Данченко – великий театральный режиссер. Его старший брат, эмигрировавший после революции, не упоминался, его книги не переиздавались, а те, которые вышли до 1917 г., были изъяты из библиотек. Но в ленинградской Публичке они оставались доступны и лет сорок тому назад, впервые заказав эти публикации, я полагал, что их автор, В.И. Немирович – Данченко, – это великий режиссер, искренне удивляясь его широкому профилю. Недоумение, впрочем, вскоре рассеялось.

Василий Иванович меня восхитил своими красочными описаниями Русского Севера, которым я тогда увлекался. Этот дальний край – Соловки, Мурманский полуостров, Беломорье и спустя сто лет оставался мало описанным и мало изученным. И позднее, в своих поездках по бескрайнему Советскому Союзу мне доводилось обращаться к очеркам его путешествий по одинаково бескрайней Российской империи. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что Василий Иванович Немирович – Данченко стал одним из зачинателей в нашей литературе того жанра, который получит много позднее название травелога. Где только он не был, и чего не описал – от Африки до Америки…

Даже крайние даты его жизни намекают на широкую географию: родился в 1844 г. в Тифлисе, а умер в 1936 г. в Праге. Между этими точками – кипучая творческая жизнь в самых разных сферах – военные репортажи, фольклор, малые и крупные литературные формы (около 250 романов, повестей и рассказов!) и, конечно, впечатления от путешествий. Результат – книги, великое их множество.

Биография Василия Ивановича в последние годы исчерпывающе изложена в разных текстах[103] и это избавляет меня от пересказов.

Василий Иванович Немирович – Данченко, конец 1880 – х гг.

Немирович – Данченко, Русский Север и экзотические окраины бывшей российско – советской империи ушли на второй план, когда я обосновался в Италии и посвятил себя итало – русским связям. В этой сфере его никто не цитировал, и меня даже удивляло, как сей «очарованный странник» избежал итальянских чар.

Но это оказалось не так. У писателя был целый итальянский роман – «Великий старик», о котором ниже. У него был и «роман» с Италией, которую он не раз навещал.

Этой любовной связи способствовал один венецианец – Марко – Антонио Канини (1822–1891), тоже романтик – скиталец. Бог знает, когда он познакомился с Данченко. Жизнь Канини изучил