– Не совсем… Возникла одна мыслишка, которую я сейчас проверяю; кое-что выяснил, но хочу еще кое с кем перемолвиться – и свою мысль окончательно подтвердить или же опровергнуть. И если я прав, Гессе, то в Бамберге все куда веселей, чем можно было предположить… А у тебя что-то есть?

– Говорил с Гайерами. Ты знал, что это они запустили слушок о призраке в доме судьи?

– Догадывался, – отмахнулся Хальс равнодушно. – Проверил тогда дом ради очистки совести, но не сомневался в том, что источник слухов – наши дельцы. Я не стал к ним цепляться. Затея, конечно, была глупее некуда, но вреда никому не причинила, посему – пусть их.

– Когда ты проверял дом, ключ тебе дал управляющий, – отметил Курт и, увидев ответный кивок, уточнил: – Ты вернул его потом? Дубликата не делал?

– Да за каким он мне сдался? – удивленно округлил глаза Хальс. – Вернул, разумеется, – следующим же утром. Ты к чему это? Есть связь с убийством inspector’а?

– Пока не могу сказать точно… – от очередного громового переката в небесах Курт поморщился и решительно договорил: – Вот что: обсудим это, когда ты явишься ко мне в «Ножку» со своей подтвержденной мыслью. В тепле, сухости и спокойствии.

– Насчет спокойствия – далеко не факт, – вздохнул бамбергский инквизитор и, кивнув, прежним торопливым шагом двинулся дальше, на ходу бросив: – Буду через пару часов.

– Как думаешь, что такого он мог узнать? – спросила Нессель, глядя ему вслед, и Курт потянул ее за локоть:

– Идем, скоро и впрямь польет… Не имею представления. И не вижу причин гадать, коли уж вскоре он сам мне все расскажет.

– Думаешь, он сказал правду? – не унималась ведьма, неловко подстраиваясь под его широкий поспешный шаг. – Про ключ, что отдал его и не сделал другой…

– Похоже на то. Или же он не просто будущий хороший обер, а очень хороший обер и врать умеет виртуозно.

– Тебе хочется ему поверить, – заметила Нессель убежденно. – Не хочется, чтобы он оказался замешанным в чем-то дурном.

– Мне хочется верить любому из нас, – возразил Курт, – и предательство любого из нас мне неприятно, даже если это просто курьер, которого я никогда не знал и не видел, а лишь слышал о нем. Но когда я вижу неглупого и решительного человека на противной стороне – я сожалею об этом втрое больше, пусть даже этот человек и не наш служитель, потому что свои таланты он поставил на службу злу.

– Если не с вами, значит – против вас? – нахмурилась Нессель, и он усмехнулся:

– А когда я вижу неглупого человека, который говорит глупости, я сожалею особенно. Когда некто не против нас – он все равно с нами, даже если у него нет Знака, он не завербован одним из служителей, не состоит в Конгрегации и вообще даже не знает о нашем существовании, как ты десять лет назад. Даже тогда ты была с нами – потому что таланты свои поставила на службу людям, потому что не творила зла, потому что преумножала добро в нашем довольно мерзком мире. Даже самолюбивый бюргер, всю жизнь посвятивший исключительно умножению капиталов и ублажению своих плотских желаний, – все равно с нами. Просто потому, что, не творя добра, при том не совершал и прямого зла. А в прочих мелочах и различиях уже будет разбираться Господь самолично, когда придет время каждого… Зараза, – пробормотал Курт, подняв раскрытую ладонь и глядя на крохотные водяные крапины на черной коже перчатки. – Давай скорей, не то намокнем.

Нессель молча ускорила шаг, и до трактира оба почти бежали; дождь все назревал, но толком не начинался – лишь редкие капли порой падали за шиворот или на лицо, зато гроза обретала все большую силу, грохоча раскатами почти над самой головой и время от времени озаряя серые улицы короткими вспышками. При слишком близких раскатах грома ведьма вздрагивала и вжимала голову в плечи, искоса оглядываясь на растущую темную тучу, словно боясь, что молния вот-вот настигнет ее и пригвоздит к земле. Плотная духота облепила улицы, и даже сам воздух, казалось, стал вязким и похожим на грязную, застоялую воду.

Когда вершина старой липы напротив трактира уже показалась над кровлями у поворота, из узкого проулка между двумя домами возникла на миг фигура Вурцеля; махнув рукою, владелец пивнушки тут же нырнул обратно, прижавшись к стене и с заметным испугом озираясь по сторонам. Курт огляделся, приостановившись; улица почти обезлюдела, а немногочисленные прохожие спешили поскорее добраться до своих домов, глядя себе под ноги или в небо и не обращая внимания на то, что творилось вокруг. В проулок он, тем не менее, постарался проскользнуть как можно незаметнее, втянув ведьму за собою и так же, как Вурцель, прижавшись к стене дома.

– Вы были правы, майстер Гессе! – без приветствия сообщил хозяин пивнушки громким шепотом. – Я вспомнил, кто тогда был в моем заведении – в тот вечер, когда я рассказал вам про Мауса. И хотел поговорить с каждым из них, и не успел даже придумать, с кем говорить первым, – как мне сказали, что один из них лежит в своем доме, убитый. Это тот же парень завалил его, Богом клянусь, что и Мауса убил!

– Уверен?

– Да вы его вспомните! Верткий, как змеюка, чисто кошак, не человек! Такой в толпе пузо вспорет – никто и не почешется… Там в соседней комнате была мать нашего парня. Не спала, не шумела, шила просто – в тишине, понимаете? Никто не заметил и не услышал, а ему – раз! – и глотку вспороли. Я сам к нему домой сходил, проверить и посмотреть… Окно открыто, труп посреди комнаты – и все, и никаких следов. Пришел, убил и ушел… Это ж что у нас творится, майстер Гессе, а? А я вам скажу, что: те парни вернулись! И теперь у них какие-то дела в Бамберге!

– Успокойся, – осадил его Курт, и хозяин пивнушки осекся, глубоко переведя дыхание и снова судорожно оглядевшись. – Ты сказал «никаких следов». В каком смысле?

– Да в прямом, – чуть спокойнее, но по-прежнему нервозно отозвался Вурцель. – Не сломано ничего, не взято, не вскрыто…

– Иными словами, следов борьбы не было, взлома и кражи тоже, я правильно понял? – уточнил Курт и, дождавшись кивка, многозначительно осведомился: – А ты стал бы сидеть в тишине и неподвижности, пока к тебе в окно лезет чужак с кинжалом и замотанным лицом?

– Да что ж я… – начал Вурцель и запнулся, глядя на него растерянно. – Это то есть… Он убийцу сам впустил, майстер Гессе?

– Что лишь подтверждает мою версию, – кивнул он. – Ваш парень сдал ему Мауса, а когда мы явились вот так невовремя – сообщник (или наниматель, не важно) решил от него избавиться, дабы не проболтался. Окно либо было открыто (жара же), либо парень ваш сам его убийце и открыл. Тот влез в комнату – «поговорить» – и сделал дело. И мы в тупике.

– То есть, как это «в тупике»? – нахмурился Вурцель. – Молот Ведьм не может быть в тупике! Вы меня простите, майстер Гессе, если что не так скажу, но вот не верю я, что вы – и уже чего-то не нашли или не придумали. А мне не говорите – потому что не верите, так?

– Скорее, не хочу подставлять, – вздохнул Курт. – Ты же парень умный и сам видишь: сейчас такая ситуация, что меньше знаешь – дольше живешь. И на твоем месте я бы всем и каждому пожаловался на то, что знаешь ты и правда очень мало, что не знаешь вообще ничего, не понимаешь, что происходит и кто это творит. Можешь даже посетовать, что хренов инквизитор молчит, как рыба, и делает таинственную рожу.