лучший рассказчик, и Сликит пока — тоже. Но Камень существует, он спасет и сохранит вас; ведь чтобы спастись, недостаточно даже очень крепких и острых когтей. Снег означает зиму, а зима — неважное время года в Лабиринте. Итак, нас обкидают... приключения!

Хеабелл и Уорф переглянулись. Они поняли не столько слова, сколько озабоченность Мэйуида. Значит, они покинут наконец эти высокие стены и увидят, что за ними. Они еще теснее прижались друг к другу.

— О юные кроты, — продолжал Мэйуид, — посмотрите кругом в последний раз. Это был ваш первый дом, который вам сейчас предстоит покинуть. Следуйте за мной и знайте, что Сликит идет сзади. Делайте, как мы скажем, доверяйте нам и... помните это место!

Дети, которые только-только начали говорить, молча кивнули. Хеабелл заплакала, нахмурился и Уорф. Трогательно сдерживая слезы, они приготовились к путешествию, пообещав:

— Мы будем очень стараться.

И они отправились в путь: Мэйуид — впереди, за ним — дети, Сликит шла последней. Она терпеливо ждала, когда Уорф останавливался посмотреть на дерево, под которым они с сестрой играли, или еще на что-нибудь, что он хотел хорошенько запомнить. Он теперь отмечал про себя каждый поворот, как это делал Мэйуид, запоминал дорогу, как настоящий следопыт.

Хеабелл глубоко вздыхала, и Сликит улыбалась, глядя на нее. В эти моменты малышка напоминала свою мать, Хенбейн. Но не ужасную Хенбейн, грозу кротовьего мира, а другую, однажды доверившую Сликит свою радость, когда почувствовала в себе шевеление детенышей. Теперь эти детеныши были здесь, живые и невредимые, и Сликит, воспитанная как сидим, вдруг почувствовала себя матерью. Но она не собиралась забывать, чьи это дети и что они могли унаследовать. Когда-нибудь она честно расскажет им об этом. Кроту, который смотрит в будущее, лучше знать и о прошлом.

Мэйуид вывел их из Лабиринта южной дорогой. Они оставили мрачный Верн позади и теперь пробирались в Грассингтон. Они ушли вовремя. Над Верном уже собирались черные тучи, холодный зимний ветер крепчал, зима покрыла все своей белой пеленой.

❦

Когда холодный ветер настиг Триффана и Спиндла, они уже перевалили через Темную Вершину и спускались к югу.

Сначала Триффан передвигался очень медленно и с большим трудом, потому что плохо видел, а лапы были изранены и слабы. Но постепенно к нему вернулись силы, и, хотя голову покрывали страшные рубцы, а зрение оставалось так себе, лапы зажили и он уже мог идти довольно быстро.

Чтобы облегчить Триффану путь, Спиндл старался идти вдоль дорог ревущих сов. Хотя это и рискованнее, но зато земля там более гладкая. Они старались идти ночью, и горящие глаза ревущих сов задолго предупреждали их об опасности. Еще одно преимущество маршрута состояло в том, что, кроме них, ни один крот там не ходил. Встретились лишь грач и пустельга, для которых крот — не такая уж легкая добыча, особенно если крот готов пустить в ход когти.

Они многое узнали о ревущих совах. За время, проведенное в Вене, кроты привыкли к их постоянному шуму и дыму; избегать взглядов ревущих сов они тоже научились. Эти совы двигались слишком быстро, чтобы замечать кротов.

Таким образом, к середине декабря, когда выпал первый снег, Спиндл мог уже сказать Триффану:

— Мы прошли больше половины пути, Триффан, и ты окреп. Вот она, сила молитвы! Есть надежда, что мы доберемся домой!

Триффан печально улыбнулся и промолчал. Спиндл стал привыкать к такому настроению друга. Путь назад был совсем не похож на дорогу в Верн. Тогда Триффан часто встречался с кротами и рассказывал им о Камне, а теперь они пробирались тайком. Триффан считал возвращение временем размышлений и не хотел никого видеть. Иногда они забивались в какую-нибудь нору, прячась от холода, и сталкивались со случайными кротами.

— Вы бродяги? В такую погоду надо сидеть в своей норе, — говорили им обитатели нор, а потом добавляли уже потише, обращаясь к Спиндлу: — Твой дружок-то совсем плох, как я посмотрю. Попался в лапы лисе? Он долго не протянет... А куда вы идете?

— Искать целителя по имени Крот Камня,— обычно отвечал Спиндл.

— Отличная шутка, приятель, но я бы на твоем месте так не шутил. Эта система теперь принадлежит Слову, здесь не говорят о Камне...

— Крот Камня скоро явится, — отвечал Спиндл.

— Возможно. А вы, значит, отправились искать его? Что ж, наверное, только он один и сможет помочь твоему другу. А целителей теперь не осталось! Если кто-то заболевает, значит, такова воля Слова!

Странно, но никто из встреченных не выдал их грайкам. Может быть, помогая бродячим последователям Камня, они выполняли внутреннюю потребность души. Кроты часто приносили им поесть и позволяли отдохнуть в своих норах. Немало было и таких, кто приходил потом пожелать счастливого пути и благополучного возвращения домой. И совсем немногие крепко сжимали лапу Спиндла, чувствуя в нем веру, которую они не решались открыто исповедовать, и шептали:

— Если вы найдете Крота Камня, назовите ему наши имена. Мы помогли вам ради него!

Когда кроты уходили, Спиндл говорил Триффану:

— Камень не оставил нас, Триффан, он посылает нам помощь. Мы дойдем домой! Скоро опять будет Самая Долгая Ночь, и, может быть, к тому времени мы найдем Камень, чтобы помолиться и дотронуться до него. Это тебе поможет.

Но Триффан все глубже уходил в себя, в свою веру и свои сомнения. Когда он спотыкался, Спиндл не знал, объясняется ли это только поврежденным зрением или причина глубже — в душе.

Самая Долгая Ночь приближалась. Но Спиндл боялся, что они ее не увидят, замерзнув в пути: давно уже не было такой ужасной погоды. Дул северный ветер, такой ледяной, что временами казалось, дыхание застывает в горле. Замерзли ручьи, вымирали черви, даже в самых глубоких ходах холод пробирал до костей.

Ветви деревьев с треском ломались и падали; иногда ветер на какое-то время прекращался, тогда все вокруг стояло неподвижно, скованное морозом, птицы устраивались на ночлег и, закоченев, падали на землю. Лисы рвали на куски их мертвые тела. Это было страшное время, и все же Спиндл не переставал верить в помощь Камня, и они продолжали идти. Они продолжали идти, даже когда возобновился дикий, сумасшедший ветер, от которого все живые существа искали укрытия.

За несколько дней до Самой Долгой Ночи погода стала такой невыносимой, что перед ними встал выбор — спрятаться или умереть. Поесть можно было только замерзшую падаль, и Спиндл притащил ее в подобие укрытия, где кроты