Тем временем из-за еще одного источника трений, причем непосредственно связанного с торговлей, в 1747 году случилась мимолетная приостановка торговли. В предыдущем году несколько русских купцов, в том числе Михаил Мушников и Андрей Евреинов, сообщили В.В. Якоби о предоставлении ими кредита китайским и бухаритинским купцам в размере 20 330 рублей 50 копеек, расплачиваться за который никто явно не собирался. Дзаргучей сначала отказался заниматься этим делом на том основании, что отсутствовал в Маймачене, когда его купцы якобы подписывались под своими долгами. К 1747 году требования русских купцов по неоплаченным долгам достигли суммы 24 766 рублей, а переписка с бюрократическим аппаратом Угры только усугубляла дело. Амбан Угры отписывался в том плане, что предыдущий спор с участием П. Порецкого и члена совета Угры завершился передачей 150 недубленых шкур купцу Григорию Шелехову, после чего требования по погашению долговых обязательств он отозвал. Тогда же заключили соглашение, напоминал он, о том, что требовать следует только те непогашенные ссуды, договоры о предоставлении которых подписывались в присутствии ответственных таможенных сотрудников. В противном случае никаких кредитов русским купцам никто возвращать не собирается. Он просил, чтобы в будущем по подобным вопросам его больше не беспокоили. Тем не менее купцы с обеих сторон продолжали давать и брать ссуды под честное слово. А что еще им оставалось делать в отсутствие конвертируемой валюты или слитков благородных металлов под рукой?! С прямыми и встречными претензиями пришлось иметь дело капитану Остякову, сменившему капитана Греченинова, снятого с должности как не справившегося с задачей налаживания отношений с сибирскими коренными жителями чиновника. К 1752 году сенаторы направили жалобы в Лифаньюань и потребовали назначить ответственных китайских должностных лиц в помощь монголам на границу для погашения долгов нескольким российским купцам, а также решения других вопросов.

Во время приостановок торговли в 1753 году дзаргучей воспользовался случаем, чтобы обвинить русских соседей по еще двум делам, причем совсем не новым. Он выдвинул предположение о том, что своими запретами на частную торговлю несколькими ценными товарами — мехом камчатского бобра, тонко выделанной лисицы, провизией с продовольственными товарами и монетами — российские власти лишали китайских и монгольских купцов большой части торгового дохода. Он жаловался к тому же на то, что таможенные пошлины взимались в Кяхте в нарушение прямо сформулированных положений Кяхтинского договора. Этот добросовестный чиновник несколько лукавил, когда приводил оба случая якобы из лучших побуждений выяснения истины. На протяжении многих десятилетий все упомянутые предметы государственной монополии находились за пределами частной торговли на ввоз в Россию и вывоз из нее. То, что монополия тормозила полноценный рост частной торговли, бесспорно; а то, что ее условий строго придерживались в обсуждаемое нами время, конечно же не факт. Тот же самый аргумент можно привести по поводу таможенного режима в той же Кяхте, разве что после отмены внутренних таможенных пошлин и их замены дополнительным сбором на внешнюю торговлю на самом деле заметно подросли поборы на границе. В результате, как мы убедились, никакого заметного изменения в фактической продажной стоимости китайских ввезенных товаров и русских товаров, обменивавшихся на китайские, не случилось. Ну, возможно, кое-кто из отдельных русских купцов воспользовался таким предлогом для оправдания своих повышенных запрашиваемых цен. Главная проблема состояла в том, что внутренние пошлины от китайцев скрывали, а о новом дополнительном сборе им объявили.

После нескольких бесед с дзаргучеем подчиненных ему офицеров В.В. Якоби лично встретился с ним 19 ноября 1753 года в Селенгинске. На их встрече обсуждались многочисленные темы, но по большей части все-таки застарелые дела: наказание нарушителей границы; сбор пошлины в Кяхте; запреты российских властей на сбыт определенных предметов торговли; чрезмерное (по мнению дзаргучея) количество российских солдат и казаков в Кяхте; волокита, с которой сталкиваются китайские купцы в поисках российских чиновников, обязанных одобрить ассортимент товаров, предназначенных для обмена, и ночные посещения китайскими купцами жилья русских людей «с непристойными, неприличными и постыдными намерениями». Практически по всем темам В.В. Якоби заявил, что он всего лишь выполнял приказы своего начальства и дзаргучею следует доложить в Лифаньюань, чтобы оттуда связались по почте непосредственно с Сенатом, если у них созрело большое желание. Удовлетворенный выслушанными объяснениями дзаргучей распорядился восстановить торговлю на следующий же день. Хотя ни один из давно возникших и пока еще острых поводов для разногласий между этими двумя империями устранить не удалось. Из мелких разногласий местного масштаба одним стало меньше: Кяхтинскую таможню, как нам уже известно, переместили в другое место, и им дзаргучей довольствовался. Со временем российские власти отказались от государственной монополии, но конечно же не из-за официального протеста вельмож в Пекине или чинуш Маймачена. Насколько нам известно, кяхтинские чиновники могли бы с большим рвением отнестись к собственным должностным обязанностям, когда китайские купцы нуждались в их санкции на вывоз своих покупок из Кяхты, вместо того чтобы постоянно отговариваться нахождением «на ужине» или «совершением визита». Ночные похождения китайских купцов продолжались практически в прежнем духе.

Все разногласия, упоминавшиеся до настоящего момента, в той или иной мере относятся к категории локальных приграничных проблем. Их-то как раз следовало ожидать на линии сопряжения народов двух империй с кардинально расходящимися воззрениями на торговлю и дипломатию. Самая удивительная особенность русско-китайской пограничной торговли состояла в том, что она протекала в целом в атмосфере дружелюбия, хотя и не безмятежного; на границе преобладал настрой на поиск взаимовыгодных решений. До 1760-х годов приграничная торговля приостанавливалась в общей сложности не больше чем на шесть лет.

Причем в каждом отдельном случае эта приостановка продолжалась буквально считанные дни. Пятимесячная приостановка торгов в 1753 году внешне настолько же сказалась на этом ремесле, как и все остальные обострения противоречий или приостановления, но даже в данный период времени товарообмен все-таки продолжался. Ведь она пришлась на летние месяцы, или на мертвый сезон. С мая по август в Кяхте в виде таможенных пошлин собрали 4010 рублей. Для сравнения: с января по март таможенники получили пошлин на достойную даже для летних месяцев сумму 7480 рублей. К этому локального масштаба недоразумению в 1750-х годах добавились две острейшие коллизии интересов в долине реки Амур и в Джунгарии. Соперничество в этих областях, сначала по существу только случайное в сфере кяхтинской торговли, перерастало в затяжные противоречия и превращалось в конечном счете в угрозу нарушения или возможного полного прекращения к тому времени наладившейся было приграничной торговли.

Официально российский интерес в долине Амура практически никак не проявлялся на протяжении 70 лет от момента подписания в 1689 году Нерчинского договора, когда Гавриил Иванович Головкин отказался от претензий на данную область со стороны Русского государства, и вплоть до начала 1750-х годов. Река оставалась пока закрытой для российских граждан, им запрещалось водить по ней свои суда и селиться на берегах. Сложившаяся ситуация медленно менялась в первой половине XVIII века по мере того, как русские первопроходцы проникали на Камчатку и Алеутские острова, а также по ходу дела открывали для себя новые богатейшие источники промысла мехов, воспламеняли жажду наживы у охотников на пушного зверя, купцов и властей. Сибирские речные пути не вели непосредственно к Тихому океану, а сухопутный переход из пригорода Якутска до Охотского моря требовал громадных физических и финансовых затрат. Прямой водный путь от Нерчинска до Охотска через Шилку и реки Амурского бассейна обещал кардинально облегчить переселение русских людей на Тихоокеанское побережье и на Камчатку. И к тому же открывался маршрут более простой доставки мехов с Камчатки и Алеутских островов на кяхтинский рынок или выход на обычные большаки в европейскую часть России.