важнейших параметров для оценки экономической деятельности, и она приводит примеры такого энергетического моделирования, которое уже было удачно применено на практике.

Набрасывая контуры новой экологической концепции, Хендерсон не ограничивается только ее теоретическими аспектами. На протяжении всей книги она подчеркивает, что необходим пересмотр экономических концепций и моделей, причем делать это надо на самом глубоком уровне, связанном с системой ценностей, лежащей в их основании. Она утверждает, что тогда корни многих социальных и экономических проблем можно будет увидеть в болезненном приспособлении индивидуумов и институтов к меняющимся ценностям нашего времени.

Современные экономисты в ложном стремлении придать своей дисциплине научную строгость постоянно обходили вниманием ту систему ценностей, которая лежит в основе их моделей. Поступая так, они молчаливо основываются на том крайне несбалансированном наборе ценностей, который господствует в нашей культуре и положен в основу наших социальных институтов. «Экономическая наука, – утверждает она, – возвела на престол самые непривлекательные из наших страстей: стяжательство, соперничество, обжорство, гордыню, эгоизм, узколобость и, наконец, обычную жадность».

Согласно Хендерсон, фундаментальная экономическая проблема, вытекающая из несбалансированности наших ценностей, состоит в нашем увлечении неограниченным ростом. Идея постоянного экономического роста догматически принимается почти всеми экономистами и политиками, которые полагают, что это единственная возможность отрезать от пирога благосостояния кусочек для бедных. Однако Хендерсон показывает достаточно убедительно, что такая модель совершенно нереалистична. Высокие темпы роста не только не решают насущных социальных и человеческих проблем, но во многих странах, как показывает опыт, сопровождаются повышением уровня безработицы и общим ухудшением социальных условий. Хендерсон также утверждает, что глобальная одержимость ростом вылилась в замечательную схожесть капиталистической и коммунистической экономических систем. «Бесплодный спор между капитализмом и коммунизмом будет признан неуместным, – утверждает она, – так как обе системы основаны на материализме… обе преследуют задачи промышленного роста и используют технологии с усиливающимся централизмом и бюрократическим контролем».

Конечно, Хендерсон понимает, что рост необходим для жизни как в экономике, так и в других живых системах, но настаивает на том, что экономический рост должен иметь качественную оценку. В ограниченном окружающем мире, как она поясняет, между ростом и упадком должен сохраняться динамический баланс. В то время как некоторые вещи должны расти, другие должны разрушаться, так чтобы составляющие их элементы освободились и могли быть рециклированы. С присущей ей элегантностью она применяет одно из основных экологических понятий в отношении роста институтов: «Точно так же, как увядание прошлогодних листьев обеспечивает гумусом очередное возрождение следующей весной, так и некоторые институты должны увянуть и отмереть, чтобы их составляющие в виде капитала, земли и человеческих талантов можно было использовать для создания новых организаций».

По всей книге «Создавая альтернативные модели будущего» красной нитью проходит мысль, что экономический и организационный рост неразрывно связан с технологическим ростом. Она указывает на то, что мужское сознание, которое господствует в нашей культуре, нашло свое воплощение в определенной «махо»-технологии, основанной на манипуляции и управлении, приспособленной для центрального администрирования, а не для регионального и местного применения индивидуумами и малыми группами. В результате, по убеждению Хендерсон, большинство технологий сегодня глубоко антиэкологичны, негуманны и вредят здоровью людей. Им на смену должны прийти новые формы технологий. Эти технологии должны включать экологические принципы и отвечать новой системе ценностей. С помощью многочисленных примеров она показывает, как многие из этих альтернативных технологий – маломасштабные и децентрализованные, приспособленные к местным условиям и нацеленные на повышение самодостаточности – уже реализуются на практике. Их часто называют «щадящими» технологиями, потому что их вмешательство в окружающую среду сильно ослаблено применением возобновляемых ресурсов и постоянным рециклированием материалов. Использование солнечной энергии в различных формах, как-то: электричество, генерируемое ветряными двигателями, биогаз, пассивная солнечная архитектура, солнечные коллекторы, фотоэлементы – вот что для Хендерсон является почти идеальной щадящей технологией. Она убеждена, что главным аспектом культурной трансформации является переход из Нефтяного века и индустриальной эры в новый Солнечный век. Хендерсон расширяет понятие «Солнечный век», выводя его за рамки чисто технологического термина. Она использует его метафорически для обозначения своего видения грядущей культуры. Культура Солнечного века, по ее убеждению, включает в себя: экологическое движение, женское движение и движение за мир; множество гражданских движений, сформировавшихся вокруг социальных и экологических проблем; возникающую контрэкономику, – децентрализованную, кооперативную, – экологический образ жизни «и всех тех, для кого старая корпоративная экономика неприемлема».

Она предсказывает, что в конце концов эти различные группы сформируют новые коалиции и разработают новые формы политики. Со времени опубликования книги «Создавая альтернативные модели будущего» Хейзл Хендерсон продолжала проповедовать альтернативные экономические модели, технологии, ценности и стили жизни, в которых она видит основу новой политики. Ее многочисленные лекции и статьи по этим вопросам опубликованы во втором сборнике эссе, озаглавленном «Политика Солнечного века».

Конец экономики?

За несколько недель до того, как я отправился в Биг-Сур работать над книгой Хендерсон, я получил от нее очень теплое письмо. Она писала, что очень заинтересовалась проектом моей книги и ждет встречи со мной. Она сообщала, что приедет в Калифорнию в июне, и предлагала увидеться во время ее визита. Ее приезд в Сан-Франциско совпадал с окончанием моего пребывания в доме Стэна Грофа, так что оттуда я сразу поехал в аэропорт встретить ее. Помню, я был очень взволнован во время этой четырехчасовой поездки.

Мне было любопытно увидеть реальную женщину, которая стоит за теми революционными идеями, с которыми я только что столкнулся.

Выходящая из самолета Хейзл Хендерсон представляла собой разительный контраст по отношению к своим попутчикам, унылым бизнесменам: жизнерадостная женщина, высокая и стройная, с шапкой светлых волос, одетая в джинсы и блестящую желтую кофту, с изящной сумкой, небрежно перекинутой через плечо. Она энергично прошла через двери и приветствовала меня широкой доброй улыбкой. Нет, подтвердила она, у нее нет другого багажа, кроме этой маленькой сумочки. «Я всегда путешествую налегке, – добавила она с заметным английским акцентом. – Знаете, только зубная щетка и мои книги и бумаги. Я не люблю обременять себя всем этим ненужным барахлом». На пути вдоль Бэй-Бридж мы живо обсуждали наш опыт европейцев, живущих в Америке. При этом мы высказывали как собственные мнения, так и разделяемые нами обоими ощущения признаков грядущей культурной трансформации. Во время этой первой легкой беседы я сразу же обратил внимание на неповторимую манеру речи Хендерсон. Она говорит так же, как и пишет: длинными фразами, наполненными яркими образами и метафорами. «Для меня это единственный путь выбраться из ограничений линейного метода, – объясняет она и добавляет с улыбкой: – Знаете, это вроде вашей «бутстрэпной» модели. Каждая часть того, что я пишу, содержит все