«Лишь сам дьявол способен на такую сделку вины с совестью», — про себя заключил Скедони, забыв, что несколько минут назад сам решился на не лучшую из сделок, пытаясь переложить на Спалатро то, что обещал маркизе сделать сам.

Спалатро, освобождаемый от роли палача, был теперь готов сносить любые попреки и оскорбления, которыми, не скупясь, осыпал его раздраженный Скедони. Монах напомнил своему помощнику, каким до нынешнего дня он был сговорчивым и что ему не мешает помнить о своей полной зависимости от Скедони. Спалатро вяло соглашался. Скедони, однако, слишком хорошо знал, чего может ему стоить строптивость, а еще хуже — откровенность этого негодяя.

— Верни мне кинжал, — наконец после долгих раздумий сказал монах. — А ты возьми плащ и жди меня у подножия лестницы, я тебя позову. Дай мне возможность снова поверить в твою храбрость.

Спалатро вернул ему кинжал и поднял с пола брошенный плащ.

Монах, подойдя к двери, повернул ручку. Дверь не открывалась.

— Нас заперли! — в испуге воскликнул он. — Кто-то проник в дом и запер нас.

— Вполне возможно, — насмешливо заметил Спалатро. — Однако я сам видел, как вы это сделали после того, как я вошел сюда.

— Ах да, верно, — смущенно согласился Скедони, устыдившись своей оплошности. — Ты прав.

Открыв дверь, он вышел в коридор и прислушался. В эту минуту злодей Скедони страшился даже своей беззащитной пленницы. У подножия лестницы он остановился и снова прислушался.

— Ты слышишь что-нибудь? — шепотом спросил он следовавшего за ним Спалатро.

— Только шум прибоя, — ответил тот.

— Тише. Я что-то слышу, — предостерегающе остановил его Скедони. — Это голоса.

Оба умолкли, напряженно вслушиваясь в тишину.

— Это призраки, синьор, я говорил вам о них, — не без ехидства заметил Спалатро.

— Дай мне кинжал.

Но Спалатро в эту минуту судорожно схватил его за руку. Скедони с удивлением увидел, как побледнело лицо Спалатро, а взгляд, устремленный в темноту коридора, остекленел от ужаса. Сам Скедони, посмотрев в конец коридора, ничего не заметил.

— Что испугало тебя так? — недовольно спросил он.

— Разве вы ничего не видите, синьор? — приходя в себя, пробормотал Спалатро и указал пальцем в темноту. Монах с удивлением смотрел то в конец коридора, то на дрожащий палец Спалатро. И хотя снова ничего не увидел, холодок настоящего страха пробежал по его спине.

— Хватит, Спалатро, успокойся, — наконец сказал монах, испытывая неловкость за собственный испуг. — Сейчас не время для таких шуток. Опомнись и возьми себя в руки.

Наконец Спалатро отвел взгляд от чего-то, видимого только ему одному в пустом коридоре.

— Я видел его так же ясно, как вижу сейчас вас, синьор, — пояснил он шепотом. — Он манил меня пальцем, своим окровавленным пальцем, а потом стал исчезать и растворился в темноте…

— Это выдумки, Спалатро, — успокоил его Скедони. — Тебе привиделось. Будь мужчиной, — добавил он, сам, однако, испытывая смутную тревогу.

— Выдумки, синьор? Я видел его страшную руку… Я вижу ее сейчас, вот она…

Скедони, встревоженный состоянием Спалатро, тщетно пытался различить что-либо в темноте. Конечно, там ничего не было, но он не в силах был успокоить Спалатро, которого, видимо, муки совести довели до галлюцинаций. Испугавшись, что крики Спалатро могут разбудить Эллену, он попытался увести его снова в свою комнату.

— Ничто теперь не заставит меня, синьор, пойти туда снова, — дрожа всем телом, бормотал Спалатро, с опаской оглядываясь. — Призрак манил меня, он там…

Скедони больше всего боялся, что шум мог разбудить Эллену, а это осложнило бы его задачу. Он понимал, что ему не удастся заставить перепуганного Спалатро снова войти в коридор, где он видел призрак, но тут же вспомнил, что к комнате Эллены можно пройти через другое крыло дома.

Уговорив наконец Спалатро следовать за ним, монах открыл доселе всегда запертую половину дома и через дышащие холодом и запустением комнаты направился в нужную ему часть дома. Здесь, уже не опасаясь, что Эллена может их услышать, он отчитал своего спутника за трусость. Однако когда они достигли лестницы, ведущей к комнате Эллены, Спалатро отказался идти дальше и заявил, что не останется один ни в одной части этого проклятого дома. Скедони пришлось угостить его солидной порцией вина, чтобы тот наконец успокоился и согласился ему помогать. Сам монах тоже сделал глоток, но это мало ему помогло, волнение его только усилилось. Он даже забыл, что уже взял у Спалатро кинжал, и снова потребовал его, чем изрядно удивил своего помощника.

— Ведь я уже отдал вам его, синьор, — обиделся Спалатро.

— Да, я забыл, — смутился монах. — А теперь поднимайся по лестнице, да потише, не то разбудишь ее.

— Но вы сказали, что я должен ждать вас у подножия лестницы, синьор, пока вы… — испуганно возразил Спалатро.

— Хорошо, хорошо, — недовольно согласился Скедони и, повернувшись, стал один подниматься по лестнице, ведущей к потайному входу в комнату Эллены.

— Синьор, вы забыли лампу, — остановил его Спалатро. — У меня есть запасная.

Монах нервно выхватил у него лампу, но, вместо того чтобы продолжить свой подъем по лестнице, вдруг остановился, словно задумался.

— Свет может разбудить ее, — произнес он, словно размышляя вслух. — Лучше проделать все в темноте.

Но мысль, что в темноте он может промахнуться, остановила его, и он, не возвращая лампу, спустился снова вниз, чтобы еще раз наказать Спалатро, где ему ждать, и не шуметь, как только он даст сигнал.

— Я сделаю все, как прикажете, синьор, — успокоил его Спалатро. — Но обещайте, что позовете меня, когда все будет закончено.

— Обещаю, обещаю, — нетерпеливо ответил Скедони и теперь уже быстро поднялся по лестнице и остановился перед потайным ходом в комнату Эллены. За дверью было тихо, словно смерть уже опередила монаха.

Заржавевшая, давно не открывавшаяся дверь не поддавалась. Он испугался, что без шума ему не удастся ее открыть. В былые времена, надежно смазанная, она никогда не подводила. Наконец дверь поддалась, и он бесшумно проскользнул в комнату. Тишина успокоила его, он не потревожил сон девушки.

Прикрыв лампу ладонью, он окинул взглядом комнату и бесшумно приблизился к спящей. Услышав ее легкое дыхание, он осторожно осветил ее лицо. Несмотря на тени усталости и страданий и слезинки в уголках сомкнутых глаз, лицо девушки было спокойным. Вглядываясь в его черты, он вдруг заметил легкую улыбку, тронувшую губы, и в испуге отшатнулся.

«Она улыбается своему убийце! — в ужасе прошептал он. — Нельзя медлить».

Одной рукой держа лампу, прикрытую краем плаща, другой он стал торопливо доставать кинжал, но рука дрожала и пальцы неловко путались в складках одежды. Подобие недоброй гримасы искривило лицо Скедони. Наконец, достав кинжал, он вдруг заметил на шее девушки батистовую косынку, завязанную узлом, и с досадой подумал, что узел может помешать силе и точности удара.