дамбе над Стоунхэмским шлюзом, а после явятся сюда на обед. По этой самой причине у меня рук ни на что не хватает.

– Может, вам помочь? – предложили мы.

– Ну конечно нет, – отказалась она. – Бегите-ка лучше, мои дорогие, отсюда оленями. А то я в такой запарке, что даже голову лишний раз повернуть некогда.

И мы побежали, в точности как эти робкие, но грациозные животные.

Те из моих читателей, которым не чужда логика, полагаю, сразу же догадались: путь наш лежал теперь прямиком на дамбу над Стоунхэмским шлюзом, где состязались удильщики, или, говоря проще, рыбаки.

Не стану распространяться про шлюзы. Те, кто их видел, сами всё себе представляют, а кто не видел, вряд ли поймут, хоть я и сто страниц напишу. Это сложнее евклидовой геометрии, если понятия не имеете, о чём речь. Таким могу посоветовать: попросите кого-нибудь из знакомых, которые знают толк в шлюзах, объяснить вам при помощи книг и деревянных кубиков.

Я лучше растолкую, что такое бьефы. Это отрезки реки между шлюзами. Иногда их называют запрудами, но самое правильное название именно бьефы.

Мы пошли по дорожке вдоль берега – тенистого, поросшего ивами, осинами, ольхой, бузиной, кое-какими другими деревьями, а также цветущими травами, вроде тысячелистника, таволги, кипрея, вербейника и подмаренника.

Освальд выучил все названия этих деревьев и растений в день пикника. Остальные их не запомнили, но у Освальда очень цепкая память.

Удильщики сидели там и сям на тенистом берегу среди трав и цветов, которые я вам только что перечислил. Кое-кто прихватил с собой собак, другие – зонтики, а остальные – только жён и детей.

Иные на нашем месте, наверное, пристали бы к ним с вопросами: как им здесь нравится, что за рыба тут водится, вкусна ли она? Но мы почему-то спрашивать не захотели.

Денни уже раньше видел удильщиков, пробовал с ними поговорить и убедился, что они не приветствуют любые попытки с ними беседовать. Зная, что ничего интересного они не расскажут, он просто, как человек бывалый, осведомился насчёт улова и наживки, которую они используют.

Они очень вежливо ему ответили. Я рад, что сам не удильщик. Слишком уж это малоподвижное занятие, и половину времени, что сиднем сидишь, вообще ничего не ловится.

Дейзи и Дора остались дома. С ногой у Доры был уже почти полный порядок, но, похоже, им с Дейзи нравилось никуда не ходить. По-моему, Доре доставляло огромную радость, что у неё наконец появилась маленькая подруга, которая полностью ей подчиняется. Элис никогда бы такого не потерпела.

Денни, стоило нам добраться до Стоунхэмского шлюза, сказал, что идёт обратно домой за удочкой. Г. О. отправился вместе с ним, и нас, таким образом, осталось лишь четверо: Освальд, Элис, Дикки и Ноэль. Вот мы-то все и пошли по дорожке вдоль реки дальше.

Шлюз закрывается. Звучит вроде бы почти одинаково с тем, как если бы просто закрыли обыкновенную дверь, однако на самом деле со шлюзами дела обстоят совсем по-другому. Там запирают воду между одним бьефом и другим. Бьеф, где сидели удильщики, был так полон, что вода доходила до самых корней деревьев и травы. А вот бьеф ниже оказался практически пуст.

– Здесь можно увидеть скелет несчастной реки, – изрёк Ноэль.

И он был прав.

На почти обезводевшем дне валялись в жидкой грязи камни, ветки, проржавевшие чайники, вёдра без днищ и другой мусор, скинутый с барж.

Мы уже успели завести знакомство с капитанами нескольких большегрузов. Капитаны барж называются барочниками, а баржи по реке тянут лошади, которые сами не плывут, а шагают по дорожке вдоль реки и тянут верёвку, другой конец которой привязан к барже. Вот так-то она и двигается.

Барочники, убедившись, что мы ребята славные и желаем им только добра, разрешали нам, когда нападал добрый стих, забираться на баржи. Эти люди ничуть не походили на агрессивно-трусливых тварей в человечьем обличье, с целой толпой которых пришлось в одиночку драться до победного конца оксфордскому студенту из одной книги.

Когда дно реки оголяется, запах вокруг стоит неприятный, но мы всё равно продолжали идти, потому что Освальд собирался сооружать птичью клетку, а для этого требовался воск, который имелся у кузнеца из Фолдинга.

Но у Фолдингского шлюза, где русло реки сужается и спрямляется, нам предстало удручающе грустное зрелище. Большая баржа из-за недостатка воды плашмя сидела в грязи.

На борту её никого не было, однако, завидев красный жилет, разложенный для просушки на крыше палубного домика, мы поняли, что принадлежит она нашим друзьям.

Элис сказала:

– Вероятно, они пошли искать человека, который пускает воду, чтобы заполнить шлюз, но, полагаю, они его не найдут. Скорее всего, он отправился обедать. Зато представляете себе, каким замечательным для них станет сюрпризом, если они вернутся, а баржа уже снялась с мели и под ней полно воды? Давайте сделаем это. Ведь никто из нас уже очень давно не совершал поступков, достойных «Книги золотых деяний».

Если кто-то забыл, напомню: именно так мы назвали журнал проклятого Общества добротворцев, чтобы, думая о записях в «Книге», не вспоминать об обществе, хотя, как по мне, выкинуть из головы следовало бы и то и другое.

Освальд сказал:

– Но ты же не знаешь, как открыть шлюз. А если бы даже и знала, у нас всё равно нет для этого лома.

Вынужден вам объяснить, что ворота шлюза открывают с помощью лома. Вы давите на него изо всех сил, пока они не отворятся. Это похоже на маленькую дверцу, проделанную в большой двери курятника.

– Я знаю, где лежит лом, – объявила Элис. – Мы с Дикки вчера ходили туда, пока ты злил… – Она собиралась сказать «злился», я знаю, но спохватилась и вспомнила о приличиях, и Освальд на неё не обиделся, а она продолжила: – Ну, вчера, когда ты поднялся наверх. Вот мы и увидели, как смотритель открыл шлюз и выпустил воду. Это ведь очень просто. Правда, Дикки?

– Не труднее рукопожатия, – подтвердил он. – К тому же я знаю место, в котором он держит ещё одну штуку для таких дел. Так что голосую «за».

– Тогда сделаем же, коль умеем! – провозгласил Ноэль, словно бы декламируя стихи. – И барочники благословят имена неизвестных своих благодетелей, а возможно, и сложат песню, которую станут петь зимними вечерами у жарко пылающего очага в своём напалубном домике, передавая по кругу рождественскую чашу.

Подозреваю, что Ноэль так загорелся больше не из благородства, а из желания посмотреть, как открывается шлюз, хотя, может быть, я не совсем справедлив к нему.

Мы посидели, глядя