– Ладно. Коли ты оказалась тут – оставайся, но в бой не лезь. Будешь жить в лагере и лечить раненых.

Хорошо, хоть не прогнал… Я вздохнула, поправила на плече котомку и двинулась к шатрам. Половина дела была позади. Самая простая половина…

Еще несколько дней дружина Олава одиноко стояла в ложбине, но однажды серым, промозглым утром появился Тюрк с ополчением. Грек оказался прав: многие из учеников Изота попросту не добрались до лагеря. Тюрк не объяснил, кто и когда отстал, а на расспросы Олава угрюмо ответил:

– Моя забота показать путь, а присматривать за Цовыми воинами должны их сотники.

Однако найти и наказать виновных за побеги Олав не успел. Уже на другое утро за лесом тонко и пронзительно выли дудки, и весь лагерь стал похож на огромный муравейник. Бывалые воины хватали оружие, натягивали кольчуги и, громыхая щитами, строились в ряды, а растерянные ополченцы бестолково вертелись у них под ногами.

У костра я нашла Тюрка. Невозмутимый грек спокойно уплетал вяленое мясо. Я затрясла его за плечи:

– Что делать, Тюрк?! Войско идет на Вал, а мне приказано оставаться в лагере! Он ухмыльнулся:

– Оставайся пока…

– Что значит «оставайся»?! А как же твои речи о смерти Хакона? Как же твоя месть?!

О себе я ничего не говорила, но грек понял, схватил меня за руку, притянул поближе и зашептал:

– Не мечись, как на пожаре! Я же сказал, что знаю привычки викингов. Конунг данов не станет рисковать. Сначала в бой пойдут самые неопытные из его воинов, и лишь потом, на второй или третий приступ, на Вал выйдут настоящие дети Асов. Только тогда Синезубый призовет для обороны ярла Хакона с его дружками-берсерками…

Берсерками?! Паук в моей груди яростно зашевелил лапами. Боль обожгла и заставила вцепиться в руку Тюрка.

– Они нужны мне!

– Дети Асов? – Грек довольно потер ладони. – Значит, мы ищем одних и тех же людей. Я проведу тебя к Валу, когда почувствую, что Хакон там.

– Почувствуешь?

– Да, вот тут. – Он похлопал себя по груди. – А теперь сядь и успокойся.

Легко сказать, а как сделать? Я закусила губу, села рядом с греком и вцепилась пальцами в землю, будто надеялась удержаться за нее.

Вскоре все ушли, и даже шум двигающегося войска затих вдали. Лагерь опустел, как заброшенная изба. У шатров прохаживались стражи, еле-еле дымили забытые костры, а время тянулось так бесконечно долго, что снова хотелось плакать. Не выдержав ожидания, я затрясла прикорнувшего Тюрка. Он разлепил сонные глаза:

– Чего тебе?

– Хоть поглядеть-то на этот Вал можно? Грек сладко зевнул и потянулся:

– Можно и поглядеть. Только осторожно. Дрожа от нетерпения, я зашагала за ним. Ложбина кончилась, а в редком, взбегающем на пригорок лесочке уже слышался шум битвы, но неожиданно Тюрк свернул куда-то в сторону. Зачем? Ведь я уже слышала крики и звон оружия!

– Угомонись, – пресек мои расспросы грек. А через несколько шагов по правую руку зашумело море. Тюрк вполз на вершину одного из скалистых уступов и махнул мне рукой. Я тоже взобралась наверх и легла рядом с греком. Тяжело дыша, он ткнул пальцем вперед. Там, за окруженной скалами бухточкой, громоздилось нечто странное – длинная, уходящая вдаль стена из бревен и камней. Перед ней тянулся глубокий ров. Будто тараканы в ловушке, во рву копошились маленькие человеческие фигурки. Они бессмысленно махали друг перед другом мечами, падали, поднимались, вновь куда-то бежали и опять падали.

– Это и есть Датский Вал. Синезубый хорошо укрепил его. Чуть дальше, – Тюрк потянулся и указал на огромные добротные ворота в стене, – еще несколько таких же ворот. Видишь, Синезубый поставил на них небольшие отряды?

Я кивнула.

– А вон тех людей видишь? За стеной вдоль Вала двигались фигуры всадников.

Тюрк поморщился.

– Эти воины покрепче тех, что во рву. Они переходят от одних ворот к другим. Значит, Оттону не удалось прорваться на Вал. Когда это случится, в бой пойдут берсерки. Они там.

Я потянулась за его рукой, но из-за камней ничего не увидела. Досада запершила в горле, захотелось встать во весь рост и внимательно рассмотреть своих врагов. Хаки Волк и убийца Бьерна должны быть там, иначе мары не послали бы меня к Валу!

Я приподнялась.

– Не высовывайся! – запыхтел Тюрк. – Синезубый не дурак и наверняка спрятал в скалах своих стрелков.

Проклятый грек! Как он не мог понять, что я должна быть там, в битве?! Нужно найти тех, кто изувечил мою жизнь!

– Ладно, пошли назад. – Он потянул меня за рукав, но я уперлась. – Дура! Если ищешь смерти, тогда ступай, – прошипел он. – А желаешь мести – научись ждать!

Его резкие слова отрезвили меня. «Изучи врага – и победишь», – когда-то говорил Бьерн. Грек хорошо изучил викингов, и его стоило слушаться.

Я на пузе съехала с валуна, оправила задравшуюся одежду и пошла за Тюрком. А к вечеру в лагерь вернулись воины с Вала. Но не все… Как и предвидел грек, в бою полегли самые молодые и неопытные. Мне не довелось узнать погибших ратников, но почему-то было неловко видеть усталые лица и злые глаза уцелевших. Казалось, будто весь бой я пряталась за их спинами и теперь они молчаливо упрекали меня в трусости. «Но мне приказал Олав, мне приказал Олав…» – перевязывая изувеченные руки, ноги и головы, оправдывалась я, но ничего не получалось. Было горько, стыдно и хотелось спрятаться подальше от укоряющих людских глаз.

Меня нашел Олав. Конунг был невредим, только на скуле темнела свежая ссадина. Он огляделся и присел рядом:

– Хуги убит. Мне не везет на кормщиков… Что я могла ответить? Заплакать, как обычная баба, или попробовать утешить его? Что я могла?! Только одно…

– Я пойду в бой вместо Хуги, – сказала я и застыла, ожидая отказа, но Олав лишь коснулся моей щеки и печально вздохнул:

– Ты так хочешь этого?

Хочу ли? Конечно! Но как же Тюрк и его слова о берсерках? «Они пойдут в бой последними…» – предупреждал он. Хотя ну ее к лешему, его греческую рассудительность! Когда еще мне выпадет такая удача?!

– Очень хочу, – призналась я.

Олав устало откинулся на спину и прикрыл глаза:

– Хорошо. Пусть будет так, как ты хочешь. Завтра пойдешь с нами на Вал.

Я не ощутила ожидаемой радости. Наоборот, по коже пробежал холодок, а мысли завертелись в беспорядочном хороводе. Значит, завтра будет мой первый бой? Помо-дает ли златошлемная Перунница? Даст ли отваги?

Я легла рядом с,0лавом и прижалась к его пропахшему кровью и потом плечу. Чьи-то невидимые крылья с тихим шорохом распластались над моей головой и заглушили стоны раненых. «Мы поможем тебе, поможем тебе, поможем…» – засвистели знакомые голоса. Мары… Не забыли…

Олав зашевелился и тихонько. вскрикнул во сне. Я вгляделась в его лицо. Его, наверное, ищут… Это шатер для раненых, а не для конунга. Моя рука вытянулась, но остановилась, так и не дотронувшись до щеки спящего конунга. Я не посмела разбудить его. Пусть Олава ищут, но он не зря пришел сюда. И как пришел! Так, будто безмолвно умолял о чем-то… Может, он вспомнил те давние времена, когда был маленьким мальчиком-рабом? А может, загрустил о Гейре и невольно потянулся к женскому теплу? Как бы там ни было – я не стану гнать его к тупым воеводам и хитрым посланцам императора Оттона! Они ничем ему не помогут… Ничем!