– Или мне – его ветер…

Как Рей когда-то сказал мне? Для того чтобы остановить бурю, просто позови ее по имени. Он слышал мой зов, даже когда находился очень и очень далеко, услышит и сейчас. Только вот захочет ли фаэриэ вновь стать чьим-то оружием, вручить себя, свою силу в чужие руки, как когда-то давно он доверился Мэбвэн, а Королева Мечей обратила его в безгласное и безумное орудие своей непонятной мести всему миру людей, который, как она считала, отдалил от нее Габриэля.

Чудовищная рука ударила по полуобвалившейся стене дома, за которой прятались мы с Раферти, брызнули осколки, и кладка начала стремительно проседать и заваливаться назад, проливаясь каменным дождем на наши головы. Если бы не странник, выдернувший меня на улицу, я осталась бы похороненной под завалом.

Рейалл!

Имя, которое громовым раскатом прокатилось над городом, дрожью отозвалось в груди и на миг разорвало густую серую пелену тумана, заволакивающую городские ворота. Холодный ветер, наполненный ночной свежестью и запахом ливня, обнял меня за плечи, свернулся тугим кольцом, оттаскивая меня в сторону, прочь от сумеречной твари, которая теперь впустую гонялась за Раферти, играючи ускользающим от стремительных ударов когтистых лап, полосующих воздух.

Вихрь потемнел, вновь обретая почти утраченные человеческие черты. Плечо до боли стиснули похолодевшие пальцы фаэриэ, двумя аметистовыми огоньками блеснули глаза на побелевшем, застывшем от напряжения лице.

– Маленькая ши-дани готовится вступить в битву следующей? – спросил он без тени улыбки на лице, нависая надо мной и, как мне показалось, едва сдерживаясь, чтобы не сказать мне «брысь».

– Да. И для этого мне нужно, чтобы ты вручил мне свой ветер.

Право слово, я боялась, что он меня ударит или оттолкнет куда-нибудь в сторону, а сам вернется к драке, которая заранее будет им проиграна.

– Ты требуешь невозможного, Фиорэ, – тихо и как-то обреченно проговорил он, опуская саблю и убирая заледеневшую ладонь с моего плеча. Подул ветер, холодный, сырой, несущий с собой капельки дождя и клочья седого тумана. Рей повернулся, словно собираясь уйти, но я ухватила его за руку, крепко сжимая пальцы на его запястье.

– Ты столько раз требовал от меня невозможного! Столько раз мне приходилось чем-то жертвовать, чтобы выполнить твое требование, а сейчас, когда мне понадобилась твоя помощь, ты отказываешься! – Он не двинулся с места, застыв подобно статуе. – Рей? Если ты мне сейчас не поможешь, из города нам живыми не выбраться.

– Фиорэ, ты мне доверяешь? – Рейалл обернулся, заглядывая в мои глаза с какой-то обреченностью и, как мне почудилось, страхом.

– А ты мне? Я не Мэбвэн, которая обращалась с тобой как с безвольным оружием, еще с одним источником силы. Но раз ты боишься…

Я разжала пальцы, вытянула красноватый нож из ножен, задрала левый рукав и приложила лезвие к коже, и без того изрезанной частой сетью белесых и розоватых ниточек-шрамов. Может быть, получится и так. Раферти превосходно отвлекает сумеречную тварь, уводя ее в сторону от ворот, от тени, что смоляной кляксой расплескалась на серой мостовой. Если я только успею дотянуться, если мне хватит времени…

Нож выскользнул из пальцев будто сам по себе, завис в воздухе перед моим лицом, обвитый тугой петлей ветра.

– Я верю тебе, моя маленькая ши-дани. И я не боюсь… – Фаэриэ ласково обнял меня за плечи, свинцово-серые волосы защекотали мою шею, дыхание теплым облачком коснулось щеки. – Распоряжайся мной, как считаешь нужным.

Мне почудилось, будто бы с мелодичным перезвоном осыпалась хрустальная стена, до того не дававшая мне дотронуться до фаэриэ так, как мне этого хотелось.

Молодой, наполненный юношеской прелестью мир вновь развернулся под моим прикосновением, как бутон цветка. Ему тесно было в том аметистовом семечке, что пряталось в сердцевине багряно-красного осеннего георгина, и потому высвобождение его сопровождалось долгим протяжным криком, на крыльях ветра взлетевшим в поднебесье и расколовшим его громовым раскатом. Стрелы молний – как хвостатые плети ослепительно-белого огня, они рассекли город на части, разбили хрупкую скорлупу темных черепичных крыш и ударили в неподвижную тень-кляксу, под которой медленно ворочалась основа проклятия Королевы Мечей…

Сердце залило жаркой волной бессильной ярости, стянуло железной цепью безысходности и тоски. Одно упоминание о мятежной фаэриэ ранило ветер, что окружал мое крошечное, оставшееся где-то далеко внизу на развороченной мостовой тело непробиваемой броней, живым подвижным щитом, заставило его испытать неуверенность и страх.

Страх снова стать бессловесным оружием в руках той, которой доверился. Страх снова потерять себя и быть лишь безвольной игрушкой, бездушной плетью смерча, безумной бурей, неспособной к сопротивлению. Тонкая ледяная игла, засевшая в глубине искристой шаровой молнии, того, что могло бы быть названо «душой фаэриэ», заноза, которая не тает со временем, а врастает все крепче.

Не бойся…

Темный город, опутанный гнилостно-зеленой паутиной проклятия, лежал внизу, подобный логовищу огромного уродливого паука среди высохших древесных корней, а отсеченная рука существа из Сумерек чудилась странным насекомым, что держит в когтистых лапках туго затянутый узел, центр шелковой паутинной сети, где запутались сотни крошечных алых птиц, бессильно трепещущих острыми стрижиными крыльями. Легкой пушинкой кружится вокруг этого жутковатого «насекомого» изящная белая чайка, человек из Идущих по Дороге, охраняемый кем-то, кто выше и сильнее любого из волшебных или сумеречных существ. Когтистые лапки пытаются изловить снежную чайку, раскидывают паутинную сеть, надеясь, что запутаются в частых ячейках острые крылья, но птица каждый раз ускользает, играючи обрезая шелковые крученые нити.

Алый лист с капелькой золотой смолы на преломленном черенке-рукояти. Дождевые капли со звоном разбиваются об острую кромку дареного ножа, скатываются по темным прожилкам на ярком лезвии, срываются с острия вниз, падая на город отяжелевшими водяными жемчужинами. Вихрь подхватывает этот сияющий листик, уносит вниз, к площади, багряным веретеном, на который наматывается зеленая паутинная нить, стягивая за краешек сетчатое покрывало заклятия с города Балларда.

Глухой хлопок, словно лопнуло туго натянутое сухожилие.

Меня сбросило вниз, безжалостно втолкнуло в кажущееся крохотным и неуютным женское тело с растрепанными косами, грязное, запачканное каменной пылью и пеплом, с влажными дорожками от слез на бледных щеках. Как же тут неудобно, как тяжело – земля словно тянет к себе, воздух невидимой ладонью давит на плечи, кости и мышцы неповоротливы, негибки, кажутся тугим корсетом, не дающим вздохнуть, проржавевшими латами, поскрипывающими при каждом движении. Горький ветер забивает легкие пылью и гарью, но и он же несет с собой прохладу и свежесть только что отгремевшей грозы.

Я упала на колени – и сразу на мои плечи легли теплые, чуть дрожащие ладони моего вихря, моей грозы, моего неба над юным миром, окрашенным в яркие осенние краски. Я не сразу вспомнила имя этого вихря – изнутри оно слышалось совсем иначе. Не подобрать нужных звуков в языке, который может произнести человеческое горло, да и как можно произнести имя ночной грозы, тугой штормовой плети над соленой океанской водой? Истинное имя фаэриэ – то, что звучит изнутри, его нельзя услышать, но можно почувствовать в момент обмена магией, силой – неважно, как назвать ту искру, что делает волшебные существа живыми, чувствующими и думающими. Его нельзя произнести вслух – но можно сплести из чуткого колдовства.