Нас бы могли искать подельники Аретини — пропавшие десять тыщ ливров сумма не малая. Однако кого им разыскивать? Я все-таки не зря перестраховывался при планировании операции. Как мы пришли — никто не видел. Как ушли — тоже. Живых свидетелей не осталось. А болтливых среди нас никого нет. Жизнь отучила. Даже Анри с Мари-Луизой. Деньги же я тратить запретил. До тех пор, пока мы не найдем какое-то прикрытие для своего внезапного обогащения. А образовавшийся «общак» сдал Евгению как самому ответственному. По всем канонам — классический «глухарь», а не дело. Кроме того — я один мешок-то с золотом, того… Распотрошил. Аккурат возле места повешения безвременно почившего сеньора Джованни. И раскидал вокруг на достаточно большом расстоянии. Пусть теперь желающие поищут тех, кто это золото растащил. Флаг им в руки в этом начинании. Барабан на шею и попутного ветра в горбатую спину…

А мы — выждав малость — пощупаем за вымя еще кое-кого. Из числа названных покойным сеньором Аретини. Раз уж пошел вариант «благородный разбойник Владимир Дубровский». И не из-за золота. Никто из нас — и это отчетливо было видно — не пылает желанием разбогатеть таким путем. А исключительно потому, выражаясь в духе текущего исторического момента, что «Всякий акт, направленный против лица, когда он не предусмотрен законом или когда он совершен с нарушением установленных законом форм, есть акт произвольный и тиранический; лицо, против которого такой акт пожелали бы осуществить насильственным образом, имеет право оказать сопротивление силой». Декларация прав человека и гражданина, пункт одиннадцатый. И оттуда же, пункт тридцать первый: «Преступления представителей народа и его агентов ни в коем случае не должны оставаться безнаказанными. Никто не имеет права притязать на большую неприкосновенность, нежели все прочие граждане».

В общем, мы — за справедливость. Хотя справедливость, как известно, лучше всего искать в словаре. На букву «С». Гы… Да и действие этой Декларации в настоящий момент приостановлено. Как части якобинской Конституции. И Термидорианский Конвент скорей удавится, нежели ее примет. Но в той же Декларации сказано: «Когда правительство нарушает права народа, восстание для народа и для каждой его части есть его священнейшее право и неотложнейшая обязанность». Пункт тридцать пять.

Ну, а мы вроде народ и есть? Уж во всяком случае, часть народа — точно. Так что право на свое маленькое частное восстание имеем…

Высокопарненько, да. Но что поделаешь? Зато по существу.

И все ведь, блин, те самые «представители народа» Французской Республики в свое время эту Конституцию с восторгом одобрили…

8

А идем мы с Ампером, конечно же, не за бутылкой.

А совсем даже наоборот. Можно сказать — «сдавать корки». (Еще одна цитата.) От прочитанных книжек… Гы… Доклад мы идем наконец делать. Правда, не по аэростату. Тот — засекретили. Едва только разобрав, что в принесенных бумагах изложено, Шарль тут же, как та графиня, «изменившимся лицом» уволок наше творение аж самому Карно и до особого распоряжения — ну, покуда великий человек будет вникать в наши фантазии — велел молчать в тряпочку и даже не заикаться. Так что приходится ограничиваться только выступлением на абстрактную математическую тему. Вот мы и идем.

Вот и монументальная, в стиле классицизма, громада Пале-Бурбон, на левом берегу Сены, набережная Орсе. Хорошее место выбрали для Школы, ничего не скажешь. Наискосок через реку — дворец Тюильри, где заседает Конвент. Прямо через реку — широкий мост Революции. (В девичестве мост Людовика XVI.) Недавно построенный. На него пошли камни проклятой Бастилии, ага… А непосредственно за мостом самая главная площадь Парижа — площадь Революции (Однообразно, согласен. Но прогнивший царский — в смысле королевский — режим тоже изобретательностью не страдал. Площадь раньше называлась в честь того же Людовика XVI.) Именно тут при Робеспьере стояла Главная Гильотина. Здесь гильотинировали и короля, и королеву, и еще много кого, и самого Робеспьера, в конце концов. Демократично. Славное, в общем, место. Со смыслом…

Вообще же, если отвлечься от политики — и в самом деле тут красиво. Особенно в погожий весенний день, такой, как сейчас. Хотя все еще месяц вантоз — но по старому календарю давно уже март. А март в Париже — считай, почти что май по-нашему. Ну апрель-то — точно. Тепло, солнечно, почки на деревьях набухли, снега нет давно и в помине. После жуткой зимы, когда на Рождество ударил мороз ниже двадцати градусов — мне, честно признаться, вспоминать тот момент даже не хочется — так просто радость для души. Самое то настроение для решающего выступления…

С этим настроением я и вхожу в новоявленный храм науки. Наплевав на свой изношенный до рванья мундир и ненормальную, любому заметную худобу. Сегодня они не должны мне помешать. Я это точно знаю!

По гулким паркетным коридорам с высокими потолками, мимо спешащих куда-то студентов — ну до чего знакомая картина! — проходим с Ампером к отведенной для доклада аудитории. Ампер мне будет ассистировать, потому у него с собой папка с некоторыми справочными материалами. Оглядываю зал. Ну… Не так чтоб битком. Но народ есть. В основном, как я понимаю, преподавательский состав. Академики. Некоторых знает Наполеон. Некоторых — даже я. Монж, Лагранж, Лаплас, Бертолле, Фурье. Но до черта и таких, про кого мы с Бонапартом не знаем ни шиша. В основном — как я понял — знакомые Ампера, молодые ученики Школы. Так сказать — будущее французской науки. Что-то из него выйдет?.. Шарль, завидев нас, встает и любезно сопровождает на кафедру, к доске. Объявляет слушателям, что докладчик прибыл и готов начать выступление. Представляет мою скромную персону: «Генерал, артиллерист». Ага… Спасибо, что не император!.. Аудитория встречает это выжидательным молчанием. Понятно: кто про меня слышал до того хоть что-нибудь?

Что ж — услышите сейчас. Выхожу к доске. Беру мел.

— Уважаемое собрание! Тема моего выступления называется «Принцип реактивного движения» и в общем виде описывается следующим уравнением…

Неловко, конечно, перед Циолковским — как и перед Высоцким, — но что делать? Будем надеяться, что в этом мире Константин Эдуардович выведет формулу уже в какой-нибудь более продвинутой области. Скажем — основы неравновесной хронодинамики…

Мечтать — не вредно…

Народная примета

Весна 1794 года. Секретная комиссия Тайной экспедиции. Тобольск.

— Ваше превосходительство! — появившийся совершенно бесшумно секретарь заставил приоткрыть глаза задремавшего было статского советника Макарьева.

— Ась? Что такое, голубчик?

— Тут поручик Вельяминов прибыли. В приемной ожидать изволят.

— А-а-а… помню-помню. Ну-кась, сюда его давай! Заждался я, вишь, задремал даже, ожидаючи-то…

Секретарь так же бесшумно исчез и вновь появился только через несколько мгновений, пропуская впереди себя крепко сложенную фигуру поручика.

— Позвольте доложиться, ваше превосходительство!