Аржанова, испивая кофе из маленькой металлической чашечки, посматривала на каймакама и раздумывала над тем, почему он, вызванный слугой, вдруг поспешно покинул селамлык, а потом поспешно вернулся к гостям с крайне озабоченным видом. Она отлично помнила Рабие, его сестру, и теперь удивлялась их внешнему сходству. Оба они были очень красивые люди. Идеальное телосложение, правильные, хотя и восточного типа, черты лица, смугловатая кожа, выразительные голубые глаза, пышные волосы темно-рыжего оттенка.

Пристальный взгляд ханского вельможи остановился на русской путешественнице. Она поднялась из-за столика и, позвякивая шпорами, вышла в коридор. Слуга бросился к ней. Она заговорила с ним по-татарски:

— Где госпожа Рабие?

— Не знаю, высокостепенный господин.

— Позови ее.

— Наши женщины не могут показываться на глаза чужим людям.

— Тогда передай, что русская подруга хочет вручить сестре каймакама свой подарок.

— Слушаю и повинуюсь, господин мой.

Слуга вернулся и повел Анастасию за собой по коридору. Вдруг дверь слева отворилась, и маленькая ручка, схватив Флору за рукав мундира, втащила ее в комнату. Дверь захлопнулась. Рабие, одетая в одну прозрачную белую сорочку длиной до пят, повисла у нее на шее.

— Я знала, что ты приедешь снова, — прошептала она…

Стоило бы восстановить в памяти первый ее день пребывания в Гёзлёве в октябре 1780 года.

Сойдя на берег с купеческого корабля и устроившись на постоялом дворе «Сулу-хан», Аржанова вместе с Глафирой по совету местных жителей отправились в турецкую баню. Ничего подобного прежде Анастасия не встречала, и впечатления просто ошеломили ее. Но самое главное — там она увидела прелестную молодую татарку, которая, подкупив банщицу, попыталась соблазнить русскую путешественницу.

Только потом выяснилось, что таким необычным образом Флора познакомилась с младшей сестрой здешнего каймакама. Рабие звала ее к себе домой, обещала знакомство с братом и «ночь наслаждений». Один из высших чиновников крымско-татарского государства, безусловно, представлял интерес для секретной канцелярии Ее Величества. Но имея мало знаний о нравах и обычаях народа, на полуострове проживающего, а также при полном тогда отсутствии у нее опыта разведчика, Анастасия пойти на контакт не решилась.

Однако брат и сестра из рода Ширин не забыли о ней. Сначала через своего человека они передали письмо в Бахчисарае. Если бы Аржанова в то время лучше владела татарским языком и не стеснялась бы подоплеки знакомства с Рабие, то операция «Камни со дна моря» вполне могла бы принести еще один, полезный для русских результат. Особенно, когда молодая татарка сама явилась в гости к Анастасии — с целым отрядом слуг, двумя повозками, набитыми подарками, и строго конфиденциальным посланием Абдулла-бея к императрице Екатерине Второй.

Сперва кирасиры чуть не подрались с татарами, ибо Аржанова, не сумев правильно прочитать первое письмо, не ведала об их дружеском визите. Потом вся компания помирилась, побраталась и крепко напилась. Русской путешественнице удалось напоить водкой и свою новую подругу. Так что вопрос о «ночи наслаждений» снова отпал. А через два дня разведывательно-диверсионная группа Флоры уже покидала Бахчисарай…

В комнате, куда попала Аржанова, царил полумрак. В высоких ботфортах она стояла на мягком ковре и слушала тихий, ласковый голос сестры каймакама. Конечно, любовь существует. Более того, она может принимать разные формы. Важно не состояние тел — мужских или женских, — но состояние душ. Жизнь коротка, и лишь радости плоти скрашивают путь человека к могиле. Труды, заботы, обязанности приближают его к ней. Но истинное успокоение — за вратами рая. В саду, где никогда не заходит солнце, где голоса птиц похожи на голоса ангелов, где бьют фонтаны божественной красоты…

— О чем ты говоришь? — Анастасия остановила руки Рабие, которая уже расстегивала пряжку на ее портупее с палашом.

— Этот мир, принадлежащий мужчинам, — грязен и груб, — ответила восточная красавица. — Ненавижу его.

— А твой брат?

— Мой брат — человек идеальный.

— Он отвечает на твои чувства?

— Вместе мы — единое целое.

— Так зачем тебе я? — Русская путешественница, подняв за подбородок голову молодой татарки, испытующе посмотрела ей в глаза и увидела в них немое обожание.

— Почему ты не понимаешь? — Рабие прижалась к ней всем телом и обвила руками за шею. — Я ведь хочу научить тебя нежности. Вы, северяне, — странные люди. Как будто солнце при рождении обделило вас теплом своим и светом. Вы не подозреваете, что без них любовь — вовсе не пьянящий напиток, а лишь вода из старого колодца…

Им пришлось остаться на ночь в сельской усадьбе Тереклы-Конрат. Люди Абдулла-бея потеснились и отдали кирасирам одну комнату. На ужин они приготовили вкусную шурпу из мяса молодых барашков. Ночью русские и татары по очереди, сменяя друг друга, несли караул у крепко запертых дубовых ворот.

Причиной затянувшегося гостевания послужил разговор, что начался под вечер в апартаментах Рабие. Каймакам в знак глубокого уважения к Аржановой и Мещерскому разрешил сестре открыть лицо перед чужаками и вместе с ними отужинать, вчетвером они сидели на подушках перед маленьким камином, пили бузу, закусывали ее сладкими коржиками — «курабье» и курили кальян.

Звучно потрескивали давно высушенные дрова, весело плясали отблески огня на низком красном потолке, расписанном желтым орнаментом, дым из кальяна плавал по комнате и имел запах свежих яблок. Беседа текла неспешно, как это принято на востоке. Французские, татарские, русские слова причудливо переплетались в ней, и участники беседы прекрасно понимали друг друга.

Пожалуй, лучше всех чувствовала себя Рабие. Но она говорила мало. Одетая в атласные малиновые шальвары, белое платье-рубаху до колен и короткую бархатную курточку малинового же цвета, молодая татарка грациозно двигалась по комнате. Она то подливала из узкогорлого кувшина бузу в пиалы, то поправляла кочергой дрова в камине, то подавала брату новые подушки, чтобы он мог устроиться поудобнее. При всех перемещениях она находила способ очутиться рядом с Аржановой и коснуться ненароком ее плеча, руки, косички на спине, заплетенной черной муаровой лентой.

Тогда русская путешественница поворачивала к ней голову и произносила какую-нибудь смешную или ласковую фразу. Румянец вспыхивал на щеках сестры каймакама, прекрасные голубые глаза наполнялись влажным блеском, и взгляд их, обращенный к Флоре, делался слишком выразительным.

Абдулла-бей, не выпуская из рук янтарного мундштука кальяна, полулежал на подушках и с благодушной улыбкой наблюдал за женщинами, потому что они нравились ему обе. Князь Мещерский, как будто забыв про все свои тревоги, задумчиво смотрел в огонь и изредка отпивал татарский хмельной напиток из пиалы, которую держал в руках.

Что-то похожее на тихий вечер в обычной, дружной семье возникало сейчас в квадратной комнате, завешанной полотенцами «юзбез» и коврами. Эта атмосфера покоя, уюта и доверия вдохновляла Аржанову на убедительные, красочные речи. Ей было легко рассказывать ханскому вельможе о планах Екатерины Второй в отношении крымско-татарского государства. Хотя эти планы вовсе не являлись простыми по исполнению. Наоборот, они требовали огромной, целенаправленной подготовительной работы, точного знания политической обстановки как внутри ханства, так и за пределами его.