Макс опустился около дивана на одно колено и ласково взял ее за руку.

– Бабушка, – взволнованно прошептал он. – Как ты себя чувствуешь?

Ее пергаментно-прозрачные веки затрепетали, медленно поднялись, и она немного растерянно посмотрела на него.

– Это ты, Макс? – слабым голосом проговорила она. – Макс, милый мой, я очень слаба. Совсем ослабела и такая старая. И сердце ... У меня такое чувство, что оно просто заледенело.

– Тише, бабушка, тише. Тебе нужно отдохнуть. Я схожу за доктором. – Макс потянулся к шерстяному покрывалу, чтобы получше укрыть Софию, но та мучительно медленно подняла руку и указала узловатым дрожащим пальцем на камин.

– Пожалуйста, дорогой, сначала дай мне мою шаль. Я до смерти замерзла.

С внезапно охватившим его благоговейным страхом Макс встал с дивана, чтобы выполнить ее требование, и задумчиво провел рукой вдоль всей бледно-голубой шерстяной шали. Он ни разу не видел, чтобы она когда-нибудь носила ее. В то же время она казалась ему странно знакомой. Да и пахла она тоже чем-то знакомым.

Бабушка, не поднимая головы от подушки, слабо покивала.

– Да, мой дорогой, это она.

Он вернулся к дивану и снова опустился на колено, чтобы удобнее укутать Софию шалью. Но больная с непонятным глубоким смущением посмотрела на него, в широко раскрывшихся глазах читалась явная растерянность, и она слабым движением руки оттолкнула от себя шаль.

– Нет, Максимилиан, – прошептала она, осторожно проводя пальцами по необычной ткани. – Шаль не моя. Откуда она здесь?

Откуда она здесь?

Вдруг Макса всего скрутило от невыносимой душевной боли. Она знала ответ на свой вопрос. Знал его теперь и Макс. Продолжая стоять на одном колене у дивана, Макс не сумел удержать странный, похожий на придушенное рыдание звук, который рвался у него из груди. Не сумев удержаться, он зарылся лицом в пушистый голубой кашемир, не переставая снова и снова вдыхать все еще остававшиеся едва различимыми аромат женщины и запах сирени. Казалось, он прикасается к самой сути доброты и чистоты.

Поездка к Гарри, грязь и жестокость, сопровождавшие его работу, нескончаемая пустота его жизни снова обрушились на него с удвоенной силой. Макс склонил голову, невыносимая тяжесть отчаяния придавила его опять, принеся с собой чувство утраты и одиночества.

– Максимилиан, – тихо проговорила София b, подняв руку, ласково погладила его по голове. – Что ты, что ты, Максимилиан...

Какой бы легковесной ни казалась изящная манерность, она, определенно, важна для грядущих приятностей в частной жизни, особенно в том, что касается женщин.

Лорд Честерфилд. Этикет истинного дворянина

Кэтрин проснулась от оглушительно барабанившего в окна проливного дождя. Всю ночь она спала плохо, мучаясь кошмарами, которые не могла потом вспомнить. Раздосадованная, она перевернулась на живот и сердито взбила кулаками подушку, прекрасно зная, что все равно не сможет заснуть. Которую уже неделю подряд она спала урывками, беспокойно ворочаясь с боку на бок, и подушка здесь вовсе ни при чем. С обреченным вздохом она села на постели, зажгла ночную лампу и взяла позаимствованное у Кэма «Ораторское искусство». Если уж сухая и старомодная книжка не нагонит на нее сон, что тогда говорить!

Где-то высоко в небе прокатился раскат грома. Кэтрин откинула одеяло, встала и, сунув ноги в тапочки, накинула халат. Грозу она просто ненавидела, ненавидела даже сильнее, чем туман, который, можно не сомневаться, приползет следом. В грозу ей всегда вспоминался Уилл. Ну, нет! Хватит о нем думать! Если не читается, то отчего бы не заняться рукоделием? Гром прогремел снова, теперь ближе и оглушительнее, и что-то, Бог его знает что, потянуло молодую женщину подойти к окну, в грозу – самому опасному месту.

Сейчас отчего-то у нее была особенна тревожно на душе. Она отодвинула гардину, прижалась лицом к стеклу и с невольным вскриком отшатнулась. На углу улицы, под фонарем, посреди лужи, стоял человек. Один, плечи ссутулились, намокшие поля шляпы уныло обвисли. В тот момент, когда Кэтрин выглянула в окно, какой-то неведомый магнит заставил человека поднять голову. Макс смотрел на нее с улицы. Он, скорее всего не знал, где ее спальня. И в сумерках вряд ли мог разглядеть ее лицо сквозь стену дождя. Но она чувствовала его безмолвную мольбу. Более того, каким-то образом она явственно слышала его слова.

Господи Боже! Кэтрин крепко зажмурилась и отпустила гардину. Та с тихим шорохом вернулась на место и закрыла окно. Зачем он сюда пришел? Чтобы смотреть на нее с такой болью во взгляде? Ничего она делать не будет. Не будет! Но разве и сейчас ей не хочется, чтобы он смирил сваю гордыню и пришел к ней? В неосознанном порыве она бросилась к двери, по дороге прихватив с собой плащ. В прихожей она ненадолго задержалась, чтобы сунуть руки в рукава плаща и схватить с вешалки зонт. Как безумная она распахнула дверь и бросилась вниз по ступенькам прямо под хлещущий дождь.

Улица в поздний час была пустой и безлюдной.

Промозглая сырость облепила лицо, пробирая до костей. Она подскочила к нему, сразу насквозь промочив ноги.

– Макс, – закричала она и, подняв зонт, раскрыла его у него над головой, – что ты здесь делаешь?! Хочешь простыть?

Он молчал. В холодной ночи капли дождя гулко колотили по зонтику, неожиданно создавая чувство странной близости. Крупные капли прыгали вокруг них по мостовой и по лужам, скорее напоминая самые настоящие градины. Макс неотрывно смотрел на нее, и глаза его отражали растерянность и тихую грусть. Как будто что-то отпустило у него в душе.

– Кэтрин, я хотел ... – неуверенно заговорил он. – Понимаешь, нужно погулять с собакой ...

Кэтрин огляделась вокруг и посмотрела на него, совершенно сбитая столку.

– Макс, – осторожно сказала она, – ты в трех милях от своего дома. И с тобой нет никакой собаки.

– Забыл его взять с собой, – признался он и уставился на свои сапоги. – Он у моей бабушки. Трость, зонтик ... их я забыл тоже. Не знаю ...

Он явно был немного не в себе. Кэтрин, покачав головой, схватила его за руку.

– Да не верю я тебе! – воскликнула она и потащила его за собой. – Хорошенький же у меня вид – одна, посреди улицы, под проливным дождем и в ночной одежде! Безумица! Ты тоже хорош, Макс! Два дурака!

Он сразу напрягся и остановился.

– Куда мы идем?

– В дом, – сердито ответила она, подходя к дверям и распахивая их, – выпить рюмку бренди! И не упирайся ты так, Макс, а то мы оба замерзнем насмерть.

К ее удивлению, он покорно шагнул через порог, снял насквозь промокшее пальто и беспрекословно передал ей в требовательно протянутые руки. Его шляпа являла собой ужасающе жалкий вид· – пропитанный водой, жеваный и бесформенный ком. Она сняла ее у него с головы, собираясь кинуть на столик в прихожей, как вдруг из нее что-то выскользнуло и упало на ковер. Кэтрин смотрела на свою любимую голубую кашемировую шаль, лежащую у ее ног в луже воды.