Мэри вздрогнула. Мы вдруг стали одним, и никакая физическая близость ничего не могла добавить к этому ощущению.

Мое горькое невозможное счастье…

Слова нам были не нужны. Мы просто сидели. Я – жадно пожирая взглядом женское лицо, старательно ловя ее взгляд. Она – опустив очи долу, словно боясь посмотреть на меня.

Чувство времени исчезло. Наверно, то было пресловутое «Мгновение, остановись!».

Не остановилось. Время может застыть, но тут же, спохватившись, рвет вперед. На этот раз при помощи вернувшегося в кабинет лорда Эдуарда.

– Мэри, только что сообщили: пришли депеши из Лондона. Надо ехать, узнать, что пишут. – Эдик должен был заметить наши встретившиеся руки, однако милостиво сделал вид, будто ничего не происходит.

Подумаешь, люди сидят так, как им удобнее! Что тут такого?

Я осторожно переместил свою руку на свободный участок стола.

– Прошу прощения, Командор. Дела… – Лорд постарался придать лицу соответствующее выражение.

Впервые захотелось быть приглашенным к британцам. По крайней мере, сегодня я бы точно согласился. Но, видно, Эдуард не хуже меня понимал, во что это может вылиться, и никакого приглашения с его стороны не последовало.

Хотя, может быть, дела действительно были тайными. Мы сотрудничали с Эдиком и внешне вели себя словно старые приятели, однако я не доверял своему партнеру, и, думается, он мне тоже.

– Позвольте проводить вас до кареты. – Я встал и протянул Мэри руку.

Леди уже немного опомнилась. Даже попыталась сделать вид, словно не замечает моего жеста. Но тут ее покачнуло, и волей-неволей пришлось опереться на мою руку.

Путь до кареты оказался до обидного короток.

Лорд с дочерью уехали, а я еще некоторое время смотрел им вслед. Захотелось вернуться в ресторацию и хватануть добрую чарку водки, чтобы хоть немного возвратиться в реальность. Да только поможет ли? Вряд ли…

Ахмед подвел коня.

– Твой женщин, Командор? – Лицо татарина выглядело довольным. Подсмотрел, как-никак.

– Нравится?

– Худой больно. Женщин должен быть во! – Ахмед руками отобразил желанные габариты.

Габариты, надо сказать, впечатляли. Кажется, мой конь был несколько меньше. Но – дело вкуса. Кому-то нравятся стройные женщины, кому-то полные. И уж испортить мне настроение чужим вкусом не получится.

– Зачем мне в хозяйстве такая кобыла? – Напротив, от слов Ахмеда стало весело. – Любимая женщина – это та, которую хочется носить на руках.

Настроение требовало выхода. Я подстегнул коня и погнал вдоль улицы, словно пытаясь догнать улетевшее счастье.

Сзади гикнул Ахмед. Он обожал скачки, и что дело происходило посреди города, не играло особой роли.

Прохожие шарахались в стороны. Кажется, уже начинало смеркаться. Свежий ветер обдувал лицо, пытался проникнуть под плотный мундир.

Хорошо!

Наверно, я с легкостью проскочил бы через весь город, но в одном из дворов промелькнул знакомый возок.

Я натянул поводья так резко, что конь взвился на дыбы. Рядом взвился конь Ахмеда. Только, в отличие от меня, кочевнику сей маневр был привычнее.

– Нам сюда.

Теперь оставалось проверить, кто лучше, а кто хуже – незваный гость в моем лице или татарин за моей спиной?

Монс не была царицей, и стать законной женой монарха ей было не суждено. Но бедную Евдокию уже отправили в монастырь, и теперь любовница чувствовала себя едва ли не самой важной женщиной в стране.

Но только женщиной. Никакого влияния на дела Анна не имела. Да они ее, наверно, и не интересовали. Зато самомнения у фаворитки стало хоть отбавляй.

Уже у входа я был остановлен важным мажордомом, а может, привратником в ливрее.

– Сюда нельзя, – с акцентом, но как нечто твердо заученное объявил мажордом-привратник.

– Доложи: командор Кабанов. – Я подпустил на свое лицо выражение непробиваемого высокомерия.

Шум во дворе привлек внимание. В окне второго этажа появилось веселое лицо Петра, и зычный голос долетел даже сквозь дорогое стекло:

– Командор! Иди сюда!

Я небрежно отодвинул слугу плечом и прошел в дом.

Не люблю холуев. Мужчина может получиться из дворянина, из беспризорника, из вора – но никогда из слуги.

У Монс Петр был вместе с неизменным Алексашкой и каким-то явно военным мужчиной, хотя в данный момент обряженным в обычный «штатский» камзол. Следовательно, царь прибыл сюда отнюдь не для любовных утех. А отсутствие на незнакомце формы – очевидно, предосторожность против узнавания. По мундиру легко узнать страну. Сразу возникает вопрос: зачем? Но партикулярное платье превращает человека в частное лицо. Мало ли с кем порой общается государь?

Незнакомцем мужчина оставался не дольше минуты. Нас представили друг другу, и я узнал, что передо мной посланник Августа генерал Карлович.

Не скрою, впечатление он производил приятное. Или я после предыдущей встречи размяк настолько, что был готов любить весь мир? Кроме одного баронета. Уж к нему меня не заставит хорошо относиться никто и ничто.

Стол был накрыт на четверых, и сейчас слуги спешно ставили пятый прибор.

Анна прежде посмотрела на меня со скрытым недовольством. Сказалась немецкая бережливость и нежелание тратиться еще на одного гостя. Затем ее взгляды стали в чем-то даже интригующими. Она была любовницей государя, но любила ли своего повелителя? Уж я-то помню ее конец…

Может, я просто недопонял женщину и в данный момент приписал ей то, чего пока нет?

О делах почти не говорили. Дело не в том, что Петр опасался утечки информации. Хотя подкупить подарками и лестью любовницу царя был бы весьма неплохой ход для любого дипломата. Если бы не одно «но».

Не знаю, как будет со Скавронской, пока Петр относился к женщинам исключительно как к объектам вожделения. Неким безмозглым и бесчувственным куклам, предназначенным лишь для удовлетворения мужских потребностей.

– Это тот самый человек, который совершил рейд на Кафу и захватил Керчь, – отрекомендовал меня царь. – Между прочим, бывший флибустьер.

– Видели бы вы, как он дерется! – подхватил Алексашка. – Один десятерых стоит!

Но мне показалось, Меншиков немного завидует моим последним делам. Раньше этого не было. Теперь будущий Светлейший мало-помалу начинает ревновать ко всем, кто пользуется доверием Петра. Пока не настолько сильно, однако в грядущем вполне возможны осложнения с этой стороны.

Карлович посмотрел на меня с уважением. Он принялся расспрашивать, как мне все удалось. Пришлось объяснить – все дело в турецкой беспечности и неготовности отразить удар. В противном случае ничего бы у нас не вышло.