Я сел прямо, вращая в пальцах бокал с виски.

— Скажи мне, что я сейчас проснусь, — попросил я. — Скажи мне, что я заснул на прошлой неделе и все это только сон.

— Это не сон, Джон, — решительно возразила она. — Духи, демоны и призраки существуют на самом деле. В определенном смысле они даже более реальны, чем ты и я. Они всегда были здесь и всегда будут. Это они унаследовали землю, а не мы. Мы здесь только пришельцы, маленькие ничтожные создания, узурпировавшие право на существование перед лицом мощи и величия, о которых мы не знаем ничего. Микцанцикатли — это реальность. Он на самом деле лежит там, на дне, и на самом деле может нас уничтожить.

— Я сам не знаю, — устало сказал я. — Думаю, я уже достаточно насмотрелся на смерть, на страдание, на пытки. Мне этого с избытком хватит на всю мою жизнь.

— Но ты же не хочешь отступить?

— А ты не отступила бы на моем месте?

Энн отвела взгляд.

— Может, и так, — ответила она. — Если бы меня не волновала судьба других людей, если бы меня не волновало, узнает ли когда-нибудь покой дух моей жены. Лишь тогда я смогла бы отступить.

На втором этаже со стуком захлопнулись двери спальни. Я поднял взгляд к потолку, а потом посмотрел на Энн. Точно над нашими головами заскрипели доски, как будто кто-то ходил по спальне. На долгую минуту наступила тишина, после чего снова раздался скрип — шаги изменили направление. Двери гостиной неожиданно сами собой открылись, и внутрь дохнул ледяной порыв, рассеивая пепел из камина.

— Близко, — сказала Энн и вытянула руку раскрытой ладонью в сторону двери. Дверь качнулась — и через секунду захлопнулась.

— Впечатляет, — заметил я.

— Это вообще не трудно, если наделен силой, — ответила она, но не улыбнулась. — Только теперь духи уже в доме, и они стали беспокойны.

— Можешь против этого что-нибудь посоветовать?

— Я могу их выгнать только на одну ночь. В том случае, если влияние Не Имеющего Плоти не намного сильнее, чем обычно.

— Ну так выгони их, очень прошу. Я хотел бы хоть раз выспаться спокойно в своей постели, без всяких духов.

Энн встала.

— Здесь есть какие-нибудь свечи? — спросила она. — Еще нужна миска с водой.

— Конечно, — сказал я и пошел на кухню, чтобы найти то, что она просила. Проходя через холл, я чувствовал холодное беспокойное присутствие проклятых душ. Даже часы тикали как-то по-иному, так, будто отсчитывали время вспять. Из-под дверей библиотеки поблескивал слабый мигающий свет, но у меня не было ни малейшего желания открывать их.

Я принес две светло-голубые свечи в тяжелых бронзовых фонарях и медную кухонную миску, наполовину наполненную водой. Энн поставила миску перед камином, а оба фонаря — по бокам от нее. Над каждым предметом она сделала в воздухе знак, напоминающий пентаграмму. Она склонила голову и начала полушепотом напевать какую-то песню. Я почти не различал слов, только повторяющийся рефрен:

Не говори, не слышь, не спи, не пробуждайся,

Не плачь, не кричи, не дрожи и не бойся.

Закончила петь, она еще три или четыре минуты стояла со склоненной головой, молясь в молчании. Затем она неожиданно повернулась ко мне и сказала:

— Мне надо раздеться догола. Ты, наверно, не будешь ничего иметь против?

— Нет, почему же. Это значит: пожалуйста, как тебе будет угодно.

Энн стащила черную водолазку, открывая худые плечи, узкую грудную клетку и только соски вместо грудей. Потом расстегнула пояс и выскользнула из вельветовых штанов. Тело у нее было невероятно поджарое, почти мальчишеское, черные волосы ниспадали до лопаток, а когда она повернулась ко мне, я увидел, что волосы на ее лоне гладко выбриты. Красивая, но очень странная девушка. На щиколотках у нее были серебряные цепочки, а на всех пальцах — серебряные кольца. Она подняла руки, совершенно не смущаясь своей наготы, и заговорила:

— Теперь посмотрим, кто сильнее. Эти бедные пропащие души или я.

Она встала на колени перед камином и зажгла свечи от горящего полена.

— Я не могу использовать спички, так как в огне не должно быть ни капли серы, — объяснила она.

Я завороженно наблюдал, как она склонилась над миской и всматривалась в свое отражение, придерживая волосы руками.

— Все, кто пытается пройти через это зеркало, вернитесь, проговорила она певучим голосом. — Все, кто желает вновь перейти границу Страны Мертвых, вернитесь. Этой ночью вы должны отдохнуть. Этой ночью вы должны спать. Будут еще другие ночи, будут другие места, но этой ночью вы должны помнить, кто вы есть, вы должны отвернуться от зеркала, что ведет к жизни, какую вы знали раньше.

Дом стал тихим, таким же тихим, как и прошлой ночью. Я слышал только удивительное, как будто пущенное задом наперед тиканье часов в холле и потрескивание свечных огоньков, тонущих в светло-голубом воске.

Энн сначала застыла неподвижно, сжавшись, прижав руки к бедрам, всматриваясь в медную миску. Она молчала, поэтому я не имел понятия, закончился ли магический обряд и все ли удалось.

К моему удивлению, вода в миске начала булькать, парить и наконец кипеть. Энн выпрямилась, скрестила руки на грудях и закрыла глаза.

— Возвращайтесь, — прошептала она. — Не пытайтесь этой ночью проходить сквозь зеркало. Возвращайтесь и отдыхайте.

Вода в миске кипела все сильнее, булькало все громче. Я с недоверием смотрел на это. Энн все еще стояла на коленях, крепко сомкнув веки. Я видел маленькие капельки пота на ее лбу и верхней губе. Видимо, то, что она делала, требовала огромных усилий и полной концентрации.

— Воз… вращайтесь, — повторила она, с трудом выдавливая слова. — Не пересекайте… не пересекайте…

Тут я заподозрил, что Энн ведет бой с кем-то или чем-то, и что она этот бой проигрывает. С беспокойством я наблюдал, как она дрожит все сильнее, как пот льется по ее щекам и стекает между грудями. Ее бедра трепетали, будто их било электричеством, а все ее тело сотрясалось в невольных судорогах.

Двери гостиной снова слегка приоткрылись, и в комнате снова повеяло холодом. Огонь в камине скрылся под пеплом. Свечи стрельнули и погасли. Вода в миске неожиданно перестала кипеть и так же неожиданно покрылась тонким слоем льда.

— Энн! — закричал я встревоженно. — Энн, что творится? Энн!

Но Энн не могла ответить. Она потеряла контроль над своим противником в этой психологической схватке. Видимо, она теперь не смела ни на секунду расслабиться или ослабить захват, чтобы не освободить бестию, с которой боролась. Она вся дрожала и истекала потом и у нее то и дело вырывались сдавленные стоны.

Двери гостиной открылись шире. За дверями стояла Джейн в своих погребальных одеждах. Ее лицо выглядело иначе, оно было более деформировано, как будто уже начало гнить. Глаза ее были широко раскрыты, зубы оскалены в ужасающей улыбке.