По-моему, Бен обрадовался, что я снова живу на Дорсет-сквер — во всяком случае, временно.

— Я хотя бы знаю, Лиззи, где тебя искать, — сказал он. — И пусть то, что произошло, послужит для тебя уроком!

— Ах вот как? Не читай мне проповедей, Бен.

— Я не читаю тебе проповедей и не хочу, чтобы мы поссорились. Но я хочу, чтобы ты…

— Что? — спросила я, заметив, что он замолчал.

Он тряхнул головой:

— По правде говоря, больше всего ты нравишься мне такой, какая ты есть.

Мы снова ступили на опасную почву. Я поспешила сменить тему:

— Все время вспоминаю Эндрю Бирсфорда. Что он будет делать? Он бы заботился о Люси и составил ее счастье, если бы только ему дали такую возможность!

— Если бы нам всем дали такую возможность, мы бы с радостью составили счастье своим любимым женщинам, — просто ответил Бен.

— Спасибо, — сказала я после долгой паузы. — Но судьба все время подбрасывает нам с тобой новые испытания… Имеем ли мы право забыть обо всем и думать только о себе?

— Иными словами, хочешь ли ты выйти замуж за инспектора полиции, который каждый день, перед тем как вернуться домой, к ужину, становится свидетелем сцен неописуемой злобы и ужаса?

— Не надо! — быстро перебила его я. — Мне нужно время.

— Конечно… — Помолчав, он неуклюже продолжил: — Лиззи, ведь мы с тобой встречаемся по-прежнему?

— Да, Бен, — ответила я. — Мы с тобой встречаемся по-прежнему.

Хотя надпись, которую я воспроизвожу ниже, я увидела не в Гемпшире, а в Оксфордшире, на приходском кладбище Чиппинг-Нортон, к тому же ее выбили на сто лет раньше того, как Лиззи отправилась на южное побережье, она послужила искрой, из которой родилась эта книга:

«Здесь покоится тело ФИЛЛИС,

жены ДЖОНА ХАМФРИЗА,

крысолова,

который жил

во многих местах

и странствовал [sic![5] повсюду.

Возраст и смерть

привели Ея [sic!]

к последнему приюту.

Скончалась в июне 1763 года [sic!]

в возрасте 58 лет».