— Звук снова фонит.

— Так я слышу, Евгения Николаевна. Я и так пробую колонки поставить, и этак, не получается пока.

— Может быть, мне самой попробовать?

Артем усмехается на своей трибуне: «Ну и самоуверенность!» Он даже не замечает, что говорит вслух:

— Будто сможет. — И тут же удивленно оглядывается, услышав реакцию присевшей сзади Шурочки. Девушка говорит быстро и четко, делая значимое ударение на первое слово:

— Она сможет.

— Пожалуй, — вынужден согласиться Артем. А почему бы и нет? За недолгое время совместной работы он имел возможность убедиться, что эта женщина может если не все, то многое. Целыми днями она решает бесконечные вопросы и проблемы, и решает их грамотно, без нытья, по-мужски, — так, что ни у кого не может возникнуть сомнения в том, что, доверив ей бразды правления дельфинарием, его владельцы не прогадали.

Артему нравится наблюдать за Женей. Нравится ему и то, что она замечает его интерес, реагирует на него, то и дело бросает взгляды в его сторону. Но дальше взглядов дело пока не заходило. А куда оно может зайти, если она поглощена работой, а он инициативы не проявляет? Нет, они, конечно, общаются по рабочим вопросам, они даже перешли на «ты», и кроме дельфинов могут обсудить погоду, вышедший на экраны фильм, родившегося у Сары моржонка и вкусные пирожки, которые продаются в буфете. А в остальном? В остальном они взрослые дети, научившиеся решать внешние проблемы и не умеющие справляться с внутренними.

Артем не знает, чью именно проблему — его или свою — Женя вознамерилась все-таки решить, когда, поговорив о чем-то с Вероникой и тренером, направилась в сторону трибуны. Остановилась перед зрителями, подмигнула Никите, попросила Шурочку что-то принести из кабинета. «Отослала просто», — понимает Артем, когда до него доходит смысл вопроса, который Женя задает ему, как только помощница отходит на приличное расстояние.

— Почему ты на меня все время смотришь? — спрашивает она без обиняков.

Ему бы отбросить сомнения, ему бы сказать ей прямо, но он отступает, не решается, не берет протянутую руку, не пользуется предоставленным шансом, — говорит неопределенно:

— Думаю.

— О чем? — настаивает она не без кокетства.

— О том, как ты здесь оказалась такая… — Ему бы произнести «милая, нежная, красивая, прекрасная», но нет… всего лишь странное и довольно пустое: —…такая деловая?

Женя хочет усмехнуться, но усмешка выходит кривой и жалостливой. Надо что-то ответить. А что? Отчего бы не сказать правду? И она выдыхает:

— Волной принесло.

— Расскажешь?

«Рассказать — не рассказать?» — эта мысль тут же полностью овладела Жениным сознанием. Она стояла в ванной сиднейского бунгало, вертела в руках полоску бумаги и счастливо улыбалась. «Да, теперь определенно все будет так, как пророчил Майк и его родственники: семья на первом месте, работа — на десятом, потому что места со второго по девятое надолго оккупируют соски, подгузники, бутылочки, пеленки, распашонки. Распашонки… Интересно, розовые или голубые? Линда наверняка начнет теперь торопить со свадьбой. Разве может ее внук появиться на свет, если родители не зарегистрировали свои отношения? А что скажут друзья? Как отреагирует свет? Как посмотрят на это поклонники обладателя Грэмми? Даже не стоит и пытаться доказывать ей, что публика, собирающаяся на концертах, чтобы услышать голос маэстро Каннингема, гораздо в большей степени интересуется певческим талантом исполнителя, а не деталями личной жизни членов его семьи. О! Линда определенно будет разочарована. Она, конечно же, не позволит будущей невестке идти к алтарю с выпирающим из-под девственно белого платья животом, но и за тот небольшой период времени, который еще остается до момента, когда интересное положение возможно скрыть от добропорядочных членов австралийского общества, вряд ли успеет организовать праздник, достойный по своим масштабам свадьбы ее единственного сына».

— Жени, ты чего закрылась? — Майк дернул дверную ручку.

— Иду. — Женя спрятала бумажную полоску под полотенце и отперла замок. Молодой человек тут же появился на пороге, заметил и таинственную улыбку, и легкий румянец, и странное смущение.

— Ты чего такая?

— Какая?

— Не знаю. Странная, на себя не похожая.

«Сказать — не сказать?»

— Да нет, нормальная. Просто мне нравится, когда ты говоришь Жени. Это так… это так…

— По-французски?

— Именно.

— Соскучилась?

— Да. Не знаю даже, куда хочу попасть больше: во Францию или в Россию.

— Решено: в отпуск слетаем и туда, и туда. Согласна?

«Слетаем в отпуск… Это когда же? Месяцев через пять-шесть? Боюсь, меня не пустят в самолет. Сказать — не сказать?»

— Я… Я не знаю…

— Опять думаешь об очередном представлении? Не решаешься оставить своих дельфинов? Отпуск, дорогая, необходим. И не думай, что только тебе надо отдохнуть от животных. Поверь, им тоже не помешает пару недель пожить спокойно без твоих вечных сигналов: плавай, прыгай, танцуй, кружись, кланяйся.

«Все. Надо говорить. А то Майк с таким настроем уже сегодня побежит покупать билеты на самолет. Решено. Сообщаю».

— Я знаю. Животным нужен перерыв так же, как и людям. Ты прав. Просто до отпуска еще так далеко, и вряд ли у нас получится, потому что…

— Знаешь что? — Майк торопливо перебил ее. — До отпуска действительно еще дожить надо. Чего загадывать? Лучше давай пока ограничимся планами на сегодняшнее воскресенье. У тебя есть предложения?

«Что предложить: съездить в торговый центр и присмотреть детскую кроватку или сходить в книжный и купить справочник имен? А может быть, сразу провести рейд по частным школам или ворваться в редакцию «The Daily Telegraph»[21]с требованием разместить на первой полосе объявление о поиске няни?»

— Если предложений нет, то, может, покатаемся? Похоже, сегодня будут неплохие волны. Ты как?

— Согласна.

«Признание придется отложить. Я только прокачусь в последний раз, прежде чем меня на долгие месяцы снимут с серфа. Да я и не буду сопротивляться. Зачем рисковать? Да и сейчас — почему я согласилась так быстро?»

Через час Женя уже знала точный ответ на этот вопрос. Он выплывал из-за горизонта, к которому она пыталась приблизиться, направляя доску в глубину океана широкими, уверенными гребками. Она видела, как поймал волну Майк и помчался на ней к берегу, выкрикивая что-то нечленораздельное, неразличимое за шумом прибоя. Скорее всего, он исполнял ритуальный победный клич, призванный известить немногочисленных гуляющих по берегу очевидцев о своей очередной грандиозной победе над стихией.