Она молчала, вспоминая, как впервые встретила Сергея Реброва.

В тот вечер Филипп, на свою беду, пригласил ее на встречу с друзьями — был праздник Отмены Границ, он обещал познакомить ее с легендарными безопасниками, асами аварийно-спасательной службы. Торжество было в разгаре, после фейерверка они заполнили с веселым шумом один из старинных банкетных залов Москвы, Филипп на минуту оставил ее одну — заметил кого-то из знакомых, и в это время в зал вошел Ребров.

Среди этих сильных парней он не был ни особенно широкоплечим, ни особенно красивым, ни особенно значительным, и все же она мгновенно выделила его из толпы, так и не поняв в тот момент, чем же он заставил обратить на себя внимание. Лишь потом, через несколько дней, после двух встреч с ним — он тогда тоже заметил ее сразу, — она поняла: Сергей Ребров был целеустремленным и уравновешенным во всех отношениях. Такого самообладания, как у него, твердых убеждений, принципов и уверенности в себе Аларика не встречала ни у кого из своих прежних знакомых, и это решило ее судьбу, а заодно и судьбу Филиппа…

— Прощай, — сказал Филипп, делая шаг к двери. — Спокойной ночи.

— Постой. — Она подошла к столику, костер погас, вспыхнул белый свет. Щурясь от смены освещения, они разглядывали друг друга. Конечно же, пять лет наложили отпечаток, он стал мужественнее, сильнее, хотя губы все еще хранили тень нерешительности или безволия, она — чуть полнее, женственнее… красивее, что ли? Как это выразить словами? Мы четко знаем, что такое уродство, а что такое красота?.. В памяти всплыли строки, прочитанные когда-то Станиславом на дне рождения Аларики:

А если так, то что есть красота?

И почему ее обожествляют люди?

Сосуд она, в котором пустота,

Или огонь, мерцающий в сосуде?[13]

Слава умеет выбрать четверостишие, выражающее душу поэта, подумал Филипп. Стихи стары как мир, а воспринимаются как откровение…

— До свидания, — уже свободней произнес он. — Ты мне очень помогла сегодня, спасибо. Ты еще что-то хочешь сказать?

— Хорошо, если я ошибаюсь. — В глазах Аларики мелькнули упрямые огоньки. — Но и ты в одном ошибся. Пять лет назад я решила не в силу расчета, а в силу любви. Я любила Сергея.

Филипп несколько мгновений смотрел ей в глаза, поклонился и вышел, унося в душе все то, что она высказала взглядом, породившее смятение и бурю эмоций. Ему очень хотелось остаться, но прежде надо было разобраться в себе, в своих желаниях, иначе можно наломать дров… В том, что Аларика любила своего мужа, сомневаться не приходилось. И эта ее сожалеющая усмешка: «Ты все там же?» Филипп снова почувствовал прилив обидной горечи, но ему, как ни странно, стало легче. Аларика изменилась, но изменился и он…

На третий день Филипп наконец систематизировал свои соображения и решил доложить их руководству экспедиции.

Экспедиционный зал спейсера был небольшой, но благодаря видеопласту создавалась иллюзия громадного ледяного грота, со стен которого брызгали снопы разноцветных лучей.

— Не люблю экзотики, — проворчал Томах, по молчаливому согласию Богданова выключая видеопласт. Грот исчез, одна за другой видеостены открывались в пространство, пока освещенный квадрат пола с креслами, столом, пультом селектора не оказался висящим в пустоте.

Серебристый шлейф Млечного Пути искрился мириадами алмазных игл, глубина космоса раскрылась так, что казалось — ты падаешь, падаешь в засасывающую бездну, где ожидает тебя приглушенное бормотание Дороги Душ, неторопливое, но вечное течение Серебряной Реки[14]и бесконечность…

Филипп с усилием оторвал взгляд от пристального ока какой-то далекой зеленой звезды и повернулся к спасателям.

— Автоматика станции в полном порядке, — начал он, ощущая необычную робость и волнение: в качестве эксперта ему еще не приходилось выступать, да и обстрел пяти пар глаз, принадлежавших суровым и требовательным людям, был непривычен. — Это, наверное, и не подлежало сомнению, надежность ретрансляторов подобного типа практически равна единице. Чтобы изменить параметры хотя бы одной цепи, необходимо взорвать всю станцию, а это далеко не просто. Станция работает нормально, во всяком случае, наши депеши Земля получает, как и мы ответы оттуда. Необходим эксперимент с передачей груза на Садальмелек, только тогда можно будет с уверенностью сказать об эффективности линии. Вот, пожалуй, и все у меня.

— Вывод ясен, — сказал начальник экспедиции Шалва Тектуманидзе. Одетый в просторную белую рубаху со шнуровкой — компенсационный костюм спасателя он почему-то не любил, хотя тот был удобен и рассчитан на все случаи жизни, — сухой, жилистый, прокаленный солнцем, черноусый и чернобровый, он выглядел гостем, странником, гусляром, случайно забредшим в хижину, но оказавшимся в технически совершенном дворце. Филипп мысленно повесил ему через плечо холщовую суму и гусли, дал в руки посох и усмехнулся про себя — так великолепно начальник экспедиции вписывался в образ гусляра.

— Но позвольте вопрос, — продолжал Тектуманидзе, — можно ли запеленговать приемную станцию, если при передаче груз снова сорвется с трассы Садальмелека?

— Нет, — подумав, ответил Филипп. — Во время возбуждения ТФ-поля при передаче любого сообщения или груза в пространстве образуется волновое эхо, но тут мы сталкиваемся сразу с двумя нерешенными проблемами. Первая — принцип неопределенности: чем длиннее и качественнее передача, тем слабее эхо и больше ошибок в определении координат передатчика. Вторая — аппаратуры для точной пеленгации ТФ-передач не существует, до сих пор она была не нужна. Обычный ТФ-приемник, как и корабельные трассеры, не годится. Дело в том, что ТФ-поле — это не физическое поле в нашем понимании, а свойство пространства, отражающее топологические особенности вакуума…

Филипп замолчал, интуитивно поняв, что объяснения его излишни: хотя его продолжали слушать, по едва уловимым признакам можно было понять — людей интересовало другое.

— Еще вопрос, — вмешался Томах. — Безопасен ли эксперимент для работников конечных станций на Земле и на Истории?

— Гарантии дать, конечно, трудно, но конструкторы давно ушли от техники безопасности к созданию безопасной техники. При малейшей угрозе жизни людей сработают автоматы защиты.

— Сказано неплохо, — проворчал кто-то из команды спейсера, — но тем не менее случаются аварии и с безопасной техникой.

Филипп пожал плечами и промолчал.

Совещание закончилось.

Через несколько часов провели экспериментальный запуск груза с Земли на Историю. Груз — генераторы кислорода — прошел спокойно, без всяких эксцессов. Несколько часов подряд Филипп с помощью бортинженеров спейсера «гонял» трассу между Землей и станцией: канал ТФ-передачи в обе стороны работал безукоризненно, как и между станцией и Историей.