Звонит.

Открывают дверь – сразу коробку увидели:

– А, картины! Нет! Картины нам не нужны!

– Да? А жалко… – бормочет Непонятка. – А корочка хлеба не найдётся?

– Корочка найдётся… – теряются люди. – Заходи!

Ну, она бросает сумку у двери и идёт на кухню. Про сумку забыла! И начинает рассказывать такую историю. Всегда одно и то же.

– Вот привёз меня сюда мужик, – говорит. – А я же русская! А мужик – еврей. Двое детишек… маленькие… Одному полгодика, а другому полтора. И вот он бросил меня. Ушёл к какой-то бабе… Не могу его найти… Ни алиментов… Ничего! А куда я – русская? Меня же никто не возьмёт. Да и детишки маленькие… один за другим болеют… Какой-то художник меня нашёл… Вот уже целую неделю возит с собой, а толку от меня… Я вообще не знаю, как это делается! Хороший, добрый человек одну-две картинки купит из жалости… Ну, шекелей двадцать-тридцать заработаю на этом. Он мне с каждой картинки по десять шекелей даёт. На следующий день куплю молочка ребятишкам и жду. Вечером с бабулькой оставляю… с какой-то… Вообще не знаю, что делать… За схардиру (съёмная квартира) платить скоро…

Люди накормят её, напоят. С собой дадут сумочку… И говорят:

– А ну показывай, что у тебя в корзине-то?..

Она возвращалась пустая. Одиннадцать картин из двенадцати оставляла. И там уже не торговались. Хотя эта убогая такие цены заламывала! Предел! Агенты от смеха по полу катались, когда её слушали. Она была для них кумиром. Отмоется, раскроет сумку:

– Угощайтесь!

– Та-ак… Что там у тебя? – удыхается торговая братия.

– А! Опять какую-то непонятку надавали…

За это её Непоняткой и прозвали. И какие там у неё дети! Какая она русская!..

Через три месяца она машину купила и уже сама стала на этот рынок работать. Но лучше бы она действительно была не еврейка. И так грязи поналяпано сверх всякой меры… Вон и в меня куском запустили…

Спасибо тебе, Непонятка!..

Не понимаю, что имеют в виду, когда спрашивают: «Верите ли вы в Бога?». Это всё равно, что спросить: «Верите ли вы в закон Ньютона?». Верите или не верите, а яблоко всегда падает с дерева сверху вниз, а не снизу вверх. А по какому ведомству проходит ваш контакт с Всевышним – это ваш выбор. Это что вам больше подходит. Уверяю вас, Богу до лампочки, мусульмане вы, христиане, иудеи, буддисты, атеисты или летающие йоги. Главное, чтобы вы соответствовали его образу и подобию. ЧЕЛОВЕКАМИ чтоб были, а не скотами!

С пятницы на субботу в Израиле всё замирает. Шабат! Все отдыхают. Замечательная традиция! Я вообще очень люблю, когда люди отдыхают и по доброму веселятся. Мне даже кажется, что только тогда они на людей и похожи. Помните, что сказал Бог, когда выгнал Адама и Еву из рая?

– В поте лица своего будете добывать хлеб свой!

То есть любая деятельность ради прокорма – проклятие! Оттуда же и "Кто не работает, тот не ест!". Я так точно знаю, и даже по себе, что тому, кто не ест, ох как трудно вкалывать от зари до зари, от темна до темна. Просто сил нет! А вот тот, кто ест, вполне может обойтись без кирки и лопаты. И никакой ностальгии по переходящему красному знамени!

Сладка халява!

Ох, как сладка!

Жива ещё память о рае!

Это у нормальных людей!

А есть извращенцы. Им память ещё Дарвином отшибло. И потому они получают удовольствие ну совершенно противоестественным путём. "Трудовые будни – праздники для нас!" – поют они натужно. И агрессируют, точь-в-точь как дикие обезьяны. Я так думаю, что это от хронического переутомления. И физического, и умственного. И не от труда, а от работы, что совсем не одно и то же. От несогласия с природой. От внутреннего конфликта и неснятой напряжённости. От дисгармонии!

Но я не ругаю их. Что толку укорять безногого в том, что он хромой? Можно только пожалеть. Или через дорогу помочь перейти, что ещё лучше…

Так вот, вокруг мой любимый шабат, а я вкалываю. Именно потому, что хлеба насущного семья ждёт. Бегаю я с огромной картонной коробкой и «беды» художников переношу. Помните, как это в песне поётся? "Жил-был художник один. Много он бед перенёс!". Вот он живёт где-то (И пусть! И хвала ему!), а я его «беды» таскаю. Того и гляди, хребет надорву. Некоторые-то картины под стеклом. Эх, думаю, до первой звезды бы вложиться, чтобы религиозных шибко не тревожить (самый разгар шабата с первой звезды начинается).

Но не вкладываюсь!

В одной квартире мне вежливо отказывают, в другой с жалостью и сочувствием улыбаются. Понимают, что не от хорошей жизни я религиозную традицию нарушаю.

А в третьей…

– Ты куда прёшься, мать твою!.. – ревёт на чисто русском языке кавказоподобный в кипе (это такая маленькая религиозная нашлёпочка на затылке). – Святой день, а он, падла, свою мазню тащит! Да как ты смеешь работать, сука? Да я тебя сейчас на пинках вынесу!..

– Извините, – говорю, – что побеспокоил… Я хотел вам до звезды…

– Что-о? Я тебе сейчас такой звезды присвечу! Мясо от костей отвалится!..

Скатываюсь я кубарем, гремя коробкой, на первый этаж, а сам думаю:

– Чего ради? То, что он угрожает, – туфта! Тут такие штрафы берут за рукоприкладство, что тысячу раз подумаешь, прежде чем разговеешься. Эх, была не была! Семь бед – один ответ!

Перехожу в соседний дом и звоню в первую же дверь. Открывает женщина.

– Ой, как вы кстати! Я как раз о картинах думала! – говорит она.

Надо же! Чистая лотерея!

Однако замечаю, что хотя глаза у женщины искрятся, но в глубине жуткая тоска. Расставляю картины и почти машинально пытаюсь её подбодрить.

– Искусство, – говорю, – это то же, что и любовь. То есть – не картошка! И не каждому дано восприятие прекрасного. Для этого надо иметь чуткое сердце и нежную душу. Божья искра, – говорю, – не способна зажечь какого-нибудь дуболома, у которого в голове, сердце и душе только денежные знаки, жратва, выпивка и хапальный рефлекс. Есть такие! Они только вделяют и выделяют. Кишки, а не люди!..

– Ах ты падла! – раздаётся откуда-то из квартиры, и мне даже кажется на секунду, что это предыдущий кавказоподобный.

Но нет, это не он. Тот был тощ и морщинист, как пересушенный финик, а этот… В комнату вбегает фиолетовый от ярости мужчина в трусах и с огромнейшим животом.

– Что ты тут распеваешь? Ну-ка, ну-ка!.. – гремит он.

Я гляжу на женщину, а у неё в глазах торжество.

– Ага, – думаю. – Всё понятно. Сейчас я тебе присвечу…

– Понимаете, – говорю, – слово «человек» обозначает чело, живущее век, а не живот, смердящий сто лет. А живот – не только от слова «жить», но и от слова "животное"…