Старик, опустив голову, слушал Сашу.

– Почему не защищали дипломный проект?

Он шепелявил, зубов, что ли, не хватает или вставная челюсть не держится.

– Уехал из Москвы по семейным обстоятельствам.

– А почему шесть лет не обращались за свидетельством?

– Надобности не было. И в Москву ни разу не приезжал.

– Дайте вашу зачетную книжку.

Старик перелистал зачетную книжку, тяжело, опираясь обеими руками на стол, поднялся и пошел к дальним шкафам, выдвинул узкий ящик, долго перебирал карточки, нашел наконец нужную, вернулся, сел, прочитал, посмотрел на Сашу, снова прочитал, протянул Саше.

Так, карточка его. Фамилия, имя, отчество, год и место рождения – все правильно, год поступления в институт – тоже правильно. Причина выбытия: «Как осужденный за антисоветскую, контрреволюционную деятельность».

Теперь старик смотрел не на стол, а на Сашу, и во взгляде его появилось что-то живое, сдержанно-заинтересованное, как показалось Саше, даже чуть насмешливое: мол, вот какие у тебя, оказывается, «семейные обстоятельства».

– Ну и что? – с вызовом спросил Саша.

– То есть… – не понял архивариус.

– Свидетельство выдают всем не защитившим диплом независимо от причин, по которым они его не защитили.

Старик отвел от него взгляд, опять долго молчал…

– Выдаю не я, а дирекция. Туда я должен передать учетную карточку.

– Давайте, за этим я и пришел.

– На руки это не выдается, из дирекции за ней пришлют. – Он пожевал губами и добавил: – Мне уже трудно отсюда подниматься на третий этаж.

И, опять глядя на стол и не поднимая головы, сказал:

– Здесь указана причина вашего исключения.

– Это лишает меня права на получение свидетельства?!

– Директор… – начал старик и замолчал, затем повторил: – Директор будет думать не о вашем праве, а о своем праве. Вероятно, будет консультироваться, прежде чем выдаст вам такой документ.

Намек ясен. Директор передаст это в спецотдел, те позвонят в НКВД. Вот, мол, явился такой-то, ходит тут, требует. И старик ставит перед ним ясный вопрос: понимает ли Саша, чем все может обернуться? Неужели в этом подвале, в этих мерзких казенных стенах он все же встретил человека?

– Вы в Москве живете? – спросил архивариус.

– У меня минус. В больших городах меня не прописывают.

– Я помню вашу историю, – сказал старик, – это было еще при Глинской, при Криворучко, вашим деканом был тогда, кажется, Янсон или этот… Лозгачев. – Он повернулся к Саше, и на лице его опять появилось что-то живое, сдержанно-заинтересованное и насмешливое. – Все оказались врагами народа, понимаете, какое дело, врагами народа оказались. А вы говорите – имею право.

Он опять уткнулся взглядом в стол.

– Когда вы должны уехать?

– Сегодня.

– Паспорт у вас есть?

– Есть.

– Покажите.

Перелистал паспорт, вернул Саше. Потом положил в папку Сашину карточку, зачетную книжку, опять, опираясь на стол, встал.

– Пойдемте.

Они поднялись на третий этаж в дирекцию. Старик шел медленно, держался за перила, подолгу стоял на каждой лестничной площадке. Саша хотел поддержать его под локоть, но старик отстранился.

Наконец добрались.

– Подождите тут.

Архивариус вошел в комнату, где висела табличка: «Отдел кадров».

Скамейки ни одной. Саша прохаживался по знакомому коридору, в конце на гипсовом пьедестале бюст Ленина, обрамленный красными знаменами, на стенках лозунги, доска приказов, институтская многотиражка, разные объявления…

Десять лет назад пришел он сюда впервые – сдал документы в приемную комиссию. Десять лет! Сейчас ему двадцать девять, тогда было девятнадцать. Вдалбливали им в голову тупые сталинские формулировки, главным учебником была книга Сталина «Вопросы ленинизма», они ее вызубривали наизусть – за ошибку можно было вылететь из комсомола. Уже наступили новые, иные времена: «железных мальчиков» революции сменили аккуратные «райкомовские мальчики» – послушные чиновники, бездушные исполнители.

Любопытные вещи сообщил ему архивариус. То, что Глинскую, Янсона и Криворучко должны были посадить, это ясно. Но Лозгачеву, карьеристу и приспособленцу, и тому влепили 58-ю статью! Больше всего Саше было жалко Янсона, его любили студенты, добрый, порядочный человек, сын латышского крестьянина, батрачил, пошел в революцию, на гражданскую войну, потом получил высшее образование, один из тех миллионов людей, кого революция подняла из низов, приобщила к культуре. Когда кто-нибудь проваливал сессию, Янсон вызывал его к себе в кабинет «поговорить по душам».

– Страна о вас заботится, бесплатно учит, – и вставлял свое любимое: – дает возможность выбиться в люди, а вы этого не цените.

Чистый был человек.

Из отдела кадров архивариус прошел к директору. Саша посмотрел на часы. В отделе кадров старик пробыл ровно час, интересно, сколько пробудет у директора?

У директора архивариус пробыл полтора часа, долго же они ломают голову, а может быть, «консультируются» с кем положено. Выскакивала секретарша, входили какие-то люди, выходили, впрочем, могли являться к директору и не по его делу, а архивариус сидит в приемной и дожидается.

Он появился, посмотрел на Сашу, ничего не сказал, опять направился в отдел кадров. Что-то исправляли или уточняли, подумал Саша, глядя, как старик снова возвращается к директору.

Саша терпеливо ждал. Получится – хорошо, не получится – черт с ними! Значит, номер не удался. Жил без свидетельства, еще проживет.

Наконец старик вышел, протянул Саше зачетную книжку:

– Так, это ваше. – Протянул бланк: – И это ваше.

Свидетельство настоящее, отпечатанное в типографии. Сашина фамилия, имя, отчество, даты поступления и окончания, предметы и оценки были, как положено, вписаны черной тушью. Но в самом конце, после фразы «Дипломный проект не защитил», стояло: «Ввиду его ареста».

– Это все, что я мог для вас сделать.

Безусловно, приписку об аресте приказал сделать директор. Плевать! Согнет бланк в этом месте, приписка со временем сотрется.

Саша с благодарностью смотрел на старика.

– Спасибо вам большое, скажите мне на прощание, как вас зовут?

– А зачем? Будьте здоровы, всего вам хорошего.

Повернулся и стал спускаться по лестнице.

Саша вышел из института. Отсюда на вокзал, а там в Рязань. Что ждет его в Рязани? В институте повезло, может, и в Рязани повезет?

Итак, своими маршалами и генералами Сталин мог быть доволен: исполнительные, послушные, в политику не лезут, из его разговора с Василевским поняли, что ему известна подноготная каждого.