Работа по выносу тел уже кипела. Он стал ходить по изрытому воронками плацу и осматривать вынесенных, но Танечку не находил. Петя радовался и расстраивался из-за этого, он уже знал, что под Бялогрондами погибли все, но надеялся, что если Танечка жива, то спасёт её он. Или если она спасает других, то он будет помогать именно ей. Ему так рисовалось. Он прошёл плац несколько раз, потом пошёл в каптёрку Землянского полка, оттуда выносили новые комплекты формы, чтобы переодеть отравленных, их одежду сваливали в одном месте и чем-то обливали. Над всей крепостью и внутри стоял удушливый запах, и ноги скользили по блевотине и слизи.

Он переоделся, запах источался даже от новой формы, но меньше. Газ над предкрепостной местностью оседал, и становилось легче дышать, но он снова не добрался до окопов 1-й роты Землянского полка, ему снова пришлось помогать тащить раненого, и снова оказалось так, что перед самой крепостью раненый умер. На плацу стало намного больше тел, но Петя снова не нашёл Таню и снова отправился в Бялогронды. За спиной услышал, что к крепости подошёл поезд, и вдруг обнаружил, что германцы не стреляют.

В этот раз он сумел подойти намного ближе к опорному пункту Бялогронды и вдруг стал различать, что среди русских на земле лежат и ползают германцы, попавшие, сукины сволочи, под свой же газ. Один лежал на животе и смотрел на Петю тем, что ещё можно было назвать глазами, он тянулся к Пете рукой, а другой отталкивался от земли. Петя сделал вид, что не заметил его, и прошёл. Дальше немцев становилось больше, и тогда Петя стал отшвыривать их оружие и сажать их, чтобы они могли дышать. За Петей шли другие санитары и подбирали уже всех. В санитаров превратился весь гарнизон крепости, кто мог ходить. Уже носили на носилках и возили на дрезине. Германцы не стреляли. Вдали слева Петя увидел каких-то других санитаров, у них были странные морды, похожие на мёртвые черепа с большими круглыми глазами и хоботами, как у слонов, и Петя понял, что это германские санитары с нарукавными повязками собирают своих раненых и отравленных. Вот почему германцы не стреляли. Петя перестал искать только тогда, когда уже стемнело. Он вернулся в крепость, сел в санитарный поезд и искал Таню между эвакуируемыми. Нашёл Янковского, отравленного и раненного в живот. Янковский был без сознания, до самого Гродно не пришёл в себя, и Петя от него ничего не дождался. Под утро Петя вернулся в крепость и искал дальше. Среди крепостных ходили жуткие слухи, один страшнее другого. Петя их не слушал, только удивлялся германцу, вытащенному с поля боя, тот, видимо, лишился рассудка и кричал: «Helfen! Attacke der Untoten!»

Так продолжалось несколько дней, и ему не хотелось встречаться с Таниным дядькой, тот сначала трясся, пытаясь понять, не произошло ли что-то с его племянницей, потом проникся к Пете, смирился, что ли? Но Петя не смирился и молча садился в очередной санитарный поезд и возвращался в Осовец. А Янковский умер, он так и не пришёл в сознание.

Сегодня было 9 августа. Петя вышел на гласис и стал всматриваться в поле перед крепостью. Он вытащил уже стольких людей, травился сам, но Таню не нашёл. Справа на рельсах стояла дрезина, вокруг не было ни одного человека, было тихое утро, но ощущение красоты, которое раньше сопровождало раннее свежее утро, не приходило.

Надо было идти вперёд. Петя встал на дрезину, надавил на рычаг, и дрезина покатилась. Мысли были путаные от усталости. Петя думал о том, что, может быть, пора прекратить поиски, но механически ворочал рычаг, и дрезина катилась в Бялогронды. Он не смотрел по сторонам, но боковым зрением видел всё, что было вокруг. Уже не было тел, их собрали, многих похоронили в братских могилах, Петя воспринимал это как трагедию, потому что было немыслимо раскапывать могилы и искать Таню в них. Но было и утешение, что это невозможно, что Таня не может оказаться в братской могиле, её знал весь гарнизон и смог бы опознать, и тогда возникал вопрос, а куда же она делась, не мог же он её пропустить, проглядеть. У Пети теплилась надежда, что Таню засыпало землёй и поэтому её не обнаружили. Он толкал и тянул рычаг, дрезина катилась, и Петя стал вспоминать, что он слышал о пропавших без вести. Говорили разное. Говорили, что германцы специально обваливали наши окопы, чтобы засыпать сгустки газа, что бросали ручные гранаты, и тогда тела раненых и убитых разносило в клочья, так что было нечего вытаскивать и спасать. Были разговоры и про Таню, что кто-то видел, как она, с замотанной головой и в санитарной повязке, повела в атаку полумёртвых бойцов. Те поднялись, сами были похожи на мертвецов, и шли на германца. Германцы не поверили своим глазам, что на них в полный рост идут мёртвые, уже убитые ими русские солдаты, и рванули назад, даже побросали оружие, и их самих накрыла следующая волна газа и артиллерийские снаряды. Петя хотел расспросить этого свидетеля, но не успел. Однажды он слышал разговор двух раненых. Он без сил лёг рядом с ними заснуть, они хрипели, кашляли, но говорили, и ему показалось, что раненые говорят про Таню:

– Это ж я про нашу, то есть, сестричку милосердия, крепкая она была… А крепкое полено дольше горит и жару больше, а када рыхлое или гнилое, так только вспыхивает. От сырого дыму много, а когда шибко смоляное, вроде как много страсти – так сгорает, аки порох, а потом тока пепел…

– Кому пепел, а кому зола! Всё польза…

– Что пепел, что зола, германец вон сколь натворил золы, сколь людишек побил, ему бы перестать воевать да покаяться…

– Покаяться, чего захотел… Чего человеку каяться? Чтоб грешить, да не маяться…

– Помолчал бы, умник!

«Была! – подумал он тогда про своих соседей. – Это они про Таню, что ли? Была! Философы! Сермяга! Тоже мне!..» Он хотел встать и спросить их, но уже не было сил, и он забылся.

Петя подъехал к самым окопам, сошёл и побрёл налево. Всё, что было справа от железной дороги, он уже прошёл и ничего не обнаружил. Слева всё было похоже. Заваленный окоп уходил далеко, где-то только просматривался, а где-то ещё имел правильный профиль. Петя, пригнувшись и всматриваясь, шёл: здесь и там были видны тянущиеся следы, он уже знал, что это следы, когда из-под земли вытаскивали людей. Он ничего не находил нового и сел на край, спускаться было опасно, на дне ещё было много пропитавшего рыхлую землю газа. И он понял, что уже ничего не найдёт. Он не видел, что от крепости в сторону удалённых укреплений, в сторону Заречного форта, Скобелевой горы, Шведского форта, Нового форта, не особо скрываясь, шли крепостные сапёры, они разматывали провода и тащили на себе тяжёлую ношу. Сегодня германские войска, части 8-й армии форсировали реку Бобёр в районе Стренковой Гуры и перерезали железную дорогу Осовец – Белосток к югу от станции Кнышин. В связи с этим штаб Северо-Западного фронта принял решение крепость Осовец оставить, все значимые укрепления уничтожить, а всё, что можно, унести. Везти уже было не на чем. Петя не заметил, что эвакуация раненых и крепостного имущества, в первую очередь артиллерийского, уже шла с 5 августа, а с 7-го перестали приходить поезда.

Он поднялся, дошёл до дрезины, за час докатил до крепости, поплёлся в каптёрку Землянского полка. Он давно обнаружил, что каптёрка проветривается и там можно дышать и спать. Он нашёл своё ложе из мешков с солдатской формой, выпил из высоко подвешенного чайника кипячёной воды и завалился. Спал так крепко, что проспал следующее утро и даже не услышал отдалённых и близких разрывов. Это русские сапёры взорвали укрепления, уничтожили крепость, а германцы не поняли, что русские уходят, и начали очередной обстрел.