Герман окинул их взглядом рачительного хозяина – в смысле именно так, наверное, и смотрят на торт от знаменитого повара, перед тем как подать на стол в качестве гвоздя программы.

– Ни мгновения не сомневаюсь. Но если вам вдруг станет неуютно общаться с кем-то, просто позовите. Можно не вслух, я услышу.

Ринка едва сдержала хихиканье: два павлина распускают хвосты наперегонки. Как мило!

Герман пропустил их вперед, в открытые лакеем двери. Там, внутри, все сияло и переливалось – хрусталь, позолота, навощенный паркет, сдержанная оркестровая музыка. Намного роскошнее, чем было в королевском дворце. Особенно наряды дам. А уж драгоценности! Даже жаль, что она в них не разбирается.

Зато, похоже, разбирается Герман.

Стоило слуге забрать у Рины меховой палантин, как он удивленно поднял бровь и прицокнул:

– Гарнитур Анны-Летиции? Я восхищен твоими дипломатическими способностями, друг мой.

Людвиг лишь небрежно повел бровью, мол, не стоит упоминания, сущая мелочь!

Ага. Мелочь. Особенно если учесть, сколько женских (и не только) взглядов устремились к шее Ринки. Она на мгновение почувствовала себя манекеном на выставке ювелирной промышленности. Или тем самым тортом.

Впрочем, стоило признать, Людвиг поступил правильно, обвесив ее столь узнаваемыми драгоценностями. Статусные игры так статусные игры!

Тем временем к ним приблизилась изумительно стройная, ухоженная и, вот уж прав был Людвиг, идеальная фрау. В ней было совершенно все: строгая прическа из локонов насыщенного пшеничного цвета, на тон темнее, чем у супруга; царственная осанка и летящая, словно она с пяти лет танцевала в балете, походка; переливчатое серо-голубое платье, удачно оттеняющее синие глаза и сияние сапфировой диадемы в волосах; кружевные перчатки на изящных руках и тяжелые, явно фамильные кольца на тонких пальцах; скульптурные черты и нежный румянец на бархатной, чистейшей коже. И, конечно же, сияющая любовью к супругу улыбка.

За ней, взявшись за руки, шли мальчик лет десяти и девочка годом помладше. Они были одеты в тех же тонах, что мать с отцом, и походили бы на белокурых ангелочков, если бы не шкодные мордахи.

– Позвольте представить, моя супруга, Эмилия Энн, и наши дети, Альберт и Аннабель.

Дамы присели в реверансах, а юный кавалер отвесил почтительный поклон.

– Для нас большая честь принимать вашу светлость в нашем доме, – голос у Эмилии тоже был совершенным: нежным и мелодичным.

Ринка рядом с ней почувствовала себя неуклюжей клячей в затрапезном балахоне, но тут же мысленно надавала себе по щекам. Не время вспоминать подростковые комплексы! И вообще, она давно уже не гадкий утенок, а взрослая красивая женщина!

– Очень рада знакомству… Эмилия?

Графиня Энн улыбнулась с долей облегчения.

– Герман много о вас рассказывал, дорогая Рина. Идемте, я представлю вас гостям, – сказала она в полный голос и тут же добавила совсем тихо: – Я тоже не люблю все эти светские обязанности, но приходится. Это ненадолго.

Тем временем Людвиг взял из рук сопровождающего их Мюллера корзину, накрытую полотном, и вручил сгорающему от любопытства мальчишке:

– Открывать только в саду.

Юный кавалер прижал корзину к груди и кивнул с крайне важным видом.

– Ладно, идите, – усмехнулась Эмилия, и дети мгновенно куда-то унеслись.

– Опять балуешь моих сорванцов, – с нескрываемой нежностью сказал Герман, глядя детям вслед.

На что Людвиг только пожал плечами, так же глядя вслед детям.

– А что еще делать с детьми? – и обернулся к Герману: – Надеюсь, хоть Гельмута сегодня не будет? При нем подхалимы и блюдолизы совершенно невыносимы.

– Он планировал прибыть, но в последний момент отказался, сославшись на занятность. Но здесь его высочество.

– Бедный Отто, – скривился Людвиг. – Опять его отправили работать во благо родины.

– Бедный я, – парировал Герман. – Если бы не Гельмут, нам не пришлось бы принимать всю эту толпу. И это при том, что большую часть намеков и просьб мы проигнорировали. Увы, все – не получилось.

– Только не говори, что тут…

– Слова – тлен, – тоскливо отозвался Герман, глядя куда-то вбок со страдальческой миной.

Ринка проследила за его взглядом и чуть не сбежала вслед за детьми. Куда там, в сад? О, прекрасный тихий сад с ушастыми монстрами, как же он далек. Недосягаем!

Нацепив на лицо самую любезную улыбку, она на всякий случай проверила зачарованное кольцо на пальце. На месте, слава всем местным богам и неместным тоже. Значит, у нее будет шанс пережить еще одну встречу с монстром куда страшнее кроликов.

– Сын мой, я так рада тебя видеть! И тебя, дочь моя! – хорошо поставленным драматическим меццо начала ее высочество Бастельеро-Хаас, не дойдя до Ринки полудюжины шагов.

Разумеется, даже те из гостей, кто до сих пор не обратил внимания на «гвоздь программы», обернулись в их сторону.

– Сцена по вас плачет, – почти неслышно и крайне трагически пробормотал Людвиг и тоже засиял улыбкой: – Матушка!

Пока Людвиг галантно целовал руку, затянутую в черное кружево, Ринка выравнивала дыхание, сбившееся от восторга в преддверии встречи на Эльбе. Графский сад казался все более привлекательным местом, а от блеска газовых ламп и драгоценностей начала побаливать голова. Но стоило ей поймать злорадный взгляд одной из сестер Людвига, как ее обуяла здоровая злость. На этот раз принцессе не удастся ее проклясть, а уж переиграть – тем более!

– Дорогая матушка, какой приятный сюрприз! Вы сегодня так изысканны, а эти бриллианты вам невероятно к лицу! – пропела Ринка, приседая перед свекровью в реверансе.

Ей хотелось съязвить на тему траура по бездарно загубленной жизни, уж очень вызывающе выглядел черный туалет на фоне разноцветного блеска собравшихся гостей, но Ринка прикусила язык. Сегодня она будет милой восторженной блондинкой. По контрасту с дорогой змеей.

Змея величественно кивнула Ринке и отмахнулась разом и от Людвига, и от хозяев дома.

– Идемте, дорогая дочь моя, немножко посекретничаем, пока Людвиг пообщается с сестрами. Мои девочки так соскучились по брату!

Все три девочки тут же одарили брата такими взглядами, что сразу стало понятно: еще бы год его не видали! Людвиг ответил сестрам тем же.

– Ах, как отрадно видеть столь горячие родственные чувства! – похлопала глазами Ринка. – Дорогой Людвиг столько рассказывал о вас, столько рассказывал! Мне всегда хотелось иметь сестер, дорогая матушка.

«Сестры» дружно скривились, правда, едва заметно – все же люди смотрят. Ринка бы с удовольствием подразнила девиц еще немножко, но драгоценная (в прямом смысле этого слова – бриллиантов на ней был килограмм, не меньше) свекровь цепко ухватила ее за руку и надменно кивнула Эмилии: