Ее муж потер веки. Его кожа казалась серой.

– Мой отец, – сказал он. – Он убил его.

Стинхерст ходил по комнате, его высокая, гибкая фигура была похожа на ровный металлический стержень, только голова была опущена и глаза устремлены в пол.

– Это, в общем, случилось так, как в тот вечер описывалось в пьесе Джой. Джеффу позвонили, а мы с отцом прошли тайком от него в библиотеку и подслушали часть разговора, услышали, как он сказал кому-то, что ему придется поехать к себе на квартиру за книгой с кодом, иначе провалится целая сеть. Отец начал задавать ему вопросы. Джефф… он всегда был таким красноречивым, у него был так хорошо подвешен язык, он до безумия хотел уехать тут же. Совсем неподходящий момент для расспросов. Он был рассеян, отвечал не по существу, поэтому отец догадался, в чем дело. Это было не слишком трудно после того, что мы услышали по телефону. Когда отец понял, что подтвердилось самое худшее, его точно замкнуло. Для него это было больше чем государственная измена. Это было предательство семьи, всего образ жизни. Думаю, им сразу овладел этот порыв – уничтожить. Поэтому… – Стинхерст внимательно рассматривал красивые афиши на стенах кабинета. – Мой отец набросился на него. Совсем как медведь. А я… Боже, я смотрел на все это, замерев. Совершенно беспомощный. И с тех пор каждую ночь, Томас, я наново переживаю тот кошмарный миг… когда услышал, как хрустнула шея Джеффа, точно ветка дерева.

– Муж вашей сестры, Филип Джеррард, принимал в этом во всем участие? – спросил Линли.

– Да. То есть его не было в библиотеке, когда Джеффу позвонили, но они с Франческой и Маргерит услышали вопль отца и ринулись наверх. Они ворвались в комнату всего секунду спустя после того… как все было кончено. Разумеется, Филип сразу же пошел к телефону вызвать полицию. Но мы… все остальные отговорили его. Скандал. Суд. Отец возможно, угодил бы в тюрьму. При одной этой мысли с Франческой случилась истерика. Поначалу Филип был непреклонен, но, в конце концов, что он мог сделать против нас всех и особенно Франчи? Поэтому отец помог нам перевезти своего… Джеффри, его тело… туда, на развилку, где влево дорога уходит к Хиллвью-фарм, а прямо – спуск к Килпейри-Виллидж. Мы взяли только автомобиль Джеффа, чтобы не было следов от других колес. – Он улыбнулся, охваченный приступом изощренного самобичевания. – Мы все учли. От развилки долгий отлогий спуск, с двумя крутыми поворотами, один за другим, зигзагом. Мы усадили Джеффа за руль и включили мотор. Автомобиль набрал скорость. На первом повороте он перелетел через дорогу, врезался в изгородь, опустился на второй поворот и врезался в ограждение. Потом загорелся. – Он вытащил белый носовой платок – идеально выглаженный квадратик льна – и вытер глаза. Bернулся к столу, но не сел. – Потом мы пошли домой. Дорога почти полностью обледенела, поэтому следов мы не оставили. Ни у кого даже не возникло сомнения в том, что это был несчастный случай. – Его пальцы коснулись фотографии отца, по-прежнему лежавшей на столе там, куда, среди прочих, положил ее Линли.

– Тогда почему из Лондона приехал сэр Эндрю Хиггинс, чтобы опознать тело и дать показания на следствии?

– Подстраховка. На случай, если кто-то вдруг заметил бы что-то странное в характере травм Джеффри, что могло поставить под сомнение всю нашу историю. Сэр Эндрю был старейшим другом моего отца. Ему можно было доверять.

– А участие Уиллингейта?

– Не прошло и двух часов после аварии, как он приехал в Уэстербрэ. Он ехал сюда, чтобы увезти Джеффа в Лондон и побеседовать с ним. Предупреждение о его приезде, очевидно, и содержалось в телефонном звонке моему брату. Отец сказал Уиллингейту правду. И они заключили уговор. Это останется тайной – на официальном уровне. Правительство не хотело, чтобы теперь, когда агент мертв, стало известно, что он много лет проработал в министерстве обороны. Мой отец не хотел, чтобы стало известно, что его сын был агентом. И тем более не хотел идти под суд за убийство. Поэтому остановились на истории с автокатастрофой. А остальные поклялись молчать, что все эти годы и делали. Но Филип Джеррард был порядочным человеком. Всю жизнь его мучила совесть из-за того, что он позволил уговорить себя скрыть убийство.

– И поэтому он не похоронен на земле Уэстербрэ?

– Он считал, что осквернил ее.

– Почему вашего брата похоронили там?

– Отец и слышать не хотел о том, чтобы хоронить его в Сомерсете. Еле-еле уговорили вообще устроить Джеффу мало-мальски приличную могилу. – Стинхерст наконец посмотрел на жену. – Мы все поплатились за мятеж Джеффа, верно, Мадж? Но больше всего мы с тобой. Мы потеряли Алека. Мы потеряли Элизабет. Мы потеряли друг друга.

– Между нами всегда стоял Джефф, – бесцветным голосом произнесла она. – Все эти годы. Ты всегда вел себя так, словно это ты убил его, а не твой отец. Иногда я даже спрашивала себя, уж не ты ли и в самом деле это сделал.

Стинхерст покачал головой, отказываясь от оправданий.

– Я. Конечно, я. В ту ночь в библиотеке был миг, когда я еще мог броситься к ним, остановить отца. Они были на полу, и… Джефф посмотрел на меня. Маджи, я последний человек, кого он видел. И последнее, что он узнал, это: его единственный брат стоял в сторонке и смотрел, как он умирает. Понимаете, это равносильно тому, что я убил бы его своими руками. В конечном счете ответственность лежит на мне.

«Чуме подобная, измена глубоко проникает в кровь».

Линли подумал, что эта строка из Уэбстера[43]на редкость точна для данного случая. Ибо измена Джеффри Ринтула стала источником разрушения всей его семьи. И оно не ослабевало, оно продолжало питаться другими жизнями, соприкоснувшимися с кругом Ринтулов: Джой Синклер и Гоувана Килбрайда. Но теперь это кончится.

Осталось выяснить всего одну деталь.

– Почему в эти выходные вы связались с МИ-5?

– Я не знал, что делать. Я только понимал, что любое расследование неизбежно сосредоточится на сценарии, который мы читали вечером того дня, когда умерла Джой. И я подумал – я был уверен, – что подробное изучение сценария вытащит на свет божий все то, что моя семья и правительство так тщательно скрывали двадцать пять лет. Когда Уиллингейт позвонил мне, он согласился, что все экземпляры сценария должны быть уничтожены. Потом он связался с вашими людьми из Особого отдела, а они в свою очередь – с Департаментом уголовного розыска, который обещал прислать в Уэстербрэ кого-нибудь… кого-нибудь не из простых служак.

Эти последние слова принесли с собой новый прилив горечи, с которой безуспешно боролся Линли. Он твердил себе, что, не будь в Уэстербрэ леди Хелен и не узнай он об ее отношениях с Рисом Дэвис-Джонсом, он распутал бы паутину лжи, сплетенную Стинхерстом, и сам нашел бы могилу Джеффри Ринтула и сделал бы соответствующие выводы – без великодушной помощи своих друзей. Сейчас ему ничего не оставалось, как только цепляться за эту веру – единственное, что могло спасти остатки его гордости.