— И что это значит? — спросил я ее.

— М-м… Я ошиблась. Фиолетовый — не самое худшее. Их хотя бы вырезают после академии. Тебя убьют прямо здесь.

— Что бы ты ни говорил, но времена изменились. Не думал, что доживу до такого.

— Время не меняется, уж поверь. И даже люди не меняются. Все пластично и эфемерно, как и всегда.

— У нас лунатик, ставший лазурным. И Шики, примеривший черное на первом же курсе. Неслыханно. Он еще ловцом толком не успел стать, а уже проклят.

— А метка есть?

— Это и странно, никакой метки. Как он мог стать Шики, не получив метку.

— Вариантов масса, Шархай. Например, его судьба предопределена калейдоскопом и он неминуемо ее получит. Так он устроен. Это один из вариантов.

— Тогда лучше убить его прямо сейчас. Неизвестно, сколько жизней он отнимет и как сместит чашу весов.

— И пойти против воли калейдоскопа? — усмехнулся ректор. — Если мир снов решил, что он станет Шики, то он должен им стать.

— Мы всегда уничтожали их, это порядок академии.

— Нет метки, нет Шики.

— А черная мантия?

— Может он сам попросил, — пожал плечами ректор, заметил недоумевающий взгляд Шархая и добавил. — Может ему идет черное.

— Ага, конечно. Попросил калейдоскоп через проводящий кристалл. Что тогда сразу не золотой?

— Вот и спросим у него.

— Он на допросе ни слова внятно не сказал. Только смеется над нами и огрызается. Вылитый Шики.

— А что с лазурным?

— Лунатик? Да никакой он не мессия. Обычный лунатик, забитый, загнанный, слабый. Определили его к хранителям пока что. Будем приглядывать.

— Почему не в боевой?

— Слаб он. Вообще не боец. Хотели к умникам отправить, но он не тянет. В нем вообще ничего особенного нет. Кроме того, что он лунатик.

— Живой лунатик. Сколько ему? Восемьдесят? И все еще держит себя под контролем.

— Три блокиратора, теперь четыре. Тут особо не разгуляешься.

— Дело не в количестве блокираторов, а в зове, что он смог преодолеть. Тяжело сопротивляться калейдоскопу, когда у тебя заблокирован источник. Такое могущество под рукой. Уверен, он жаждет им воспользоваться, но сдерживает себя. Восемьдесят лет, тут впору стать безумцем от такого воздержания.

— Мы за ним приглядываем. Придется снять с него один блокиратор, чтобы он смог учиться. Это может подтолкнуть его к зову и тогда он снимет остальные.

— Не снимет, — возразил ректор. — Хотел бы снять — давно бы это сделал.

— Зов стал сильнее, калейдоскоп увидел его душу на испытании. Он будет требовать его к себе.

— Какое у него сновидение?

— Полевка-альбинос.

— Сновидение одиночества. Почти кошмар. Не такой, как все. Как только он познает знак своей души, обучите его завесе. Его сновидение защитит от зова на какое-то время.

— А что с Шики делать?

— Допросите.

— Он ничего не говорит.

— Тогда я сам с ним пообщаюсь. С обоими.

— Спуститесь вниз? — удивился магистр.

— А что такого? — усмехнулся ректор. — Давненько я не бывал в своей же академии.

— А как же великая завеса вокруг?

— А что с ней? Стоит и стоит.

— Люди не должны видеть вас. Они думают, что вы поддерживаете завесу.

— Точно. Ну тогда отправлю сына. Назову его… Йозеф. Йозефу ведь как раз пора поступать в академию и проходить обучение. Сколько учеников поступило в этом году?

— Меньше сотни. Возможно, пора снять ограничения на вступительных и снова ввести подготовительные курсы для тех, кто жил путником.

— Двух катаклизмов тебе было мало? Мы это уже проходили.

— Скоро ловцов вообще не останется такими темпами.

— Если так, то может оно и к лучшему. В конце концов, на все воля калейдоскопа.

Я уже бывал в этом мире на допросе. И если там на меня нацепили блокиратор и подвесили цепями к стене, то здесь усадили в весьма удобное кресло и налили чашечку чая.

О чем это говорит? О двух вещах. Во-первых чай может быть отравлен, что вряд ли. Потому что я его уже выхлебал.

Во-вторых, меня здесь вообще не боятся и имеют на это полное право. К тому же у них тут магистры на каждом углу водятся, а у них арсенал пыточных инструментов побогаче отравленного чая будет.

Я сидел в абсолютно пустой комнате, не считая широкого стола, двух кресел и портрета какого-то чувака на полстены. Какой-то умудренный жизнью старик с яркими голубыми глазами. Весь такой аккуратный, причесанный, в пышной белой мантии с кучей побрякушек.

— Это ректор, да? — спросил я.

— Вопросы здесь задаю я.

— Еще есть шаблонные заготовки для нагнетания атмосферы? Давай сразу вывалишь все, а я сделаю вид, что мне страшно. На том и разойдемся.

В противоположность ректору, а чей еще портрет может тут висеть, допрашивающий выглядел молодо и довольно просто. Черный костюм, галстук-бабочка, максимально серый взгляд.

— Рассказывай, кого успел убить, что натворить, чтобы получить черную мантию.

— Ну ладно, если это ускорит процесс, давай на чистоту. Когда я был ребенком, то устраивал геноциды. Вырезал целые поселения разными способами. Иногда устраивал потоп, иногда просто сравнивал все с землей.

— Так, — глаза допрашивающего разгорались.

— Но мой любимый вариант, это сжигать все дотла. Но не сразу, а по одному жителю.

— Огненное сновидение?

— Круче, — ухмыльнулся я. — Берешь энергию самого солнца, концентрируешь ее в одной точке и смотришь, как обугливается тело.

— Даже ректор на такое не способен.

— А я способен. Ясный день, лупа, два часа времени, и вся колония муравьев испепелена. Я не горжусь этим, ребенком был. Но кто тут не без греха?

— Муравьев? Понятно, все еще шутки шутишь? Ты не понимаешь насколько все серьезно и что с тобой будет?

— Говорил же, давай сразу весь набор шаблонов. Концентрируй, так хоть какой-то толк будет.

Допрашивающий вздохнул, что-то записал в блокноте и откинулся на спинку стула. Кстати, впервые вижу в этом мире блокнот. Обычно все пишут на листах пергамента или в свитках, а тут странный, но все же блокнот в кожаном переплете.

И пишет он карандашом, но вот тут я не уверен. Не видно с моего места.