— Древняя, которой молятся Аза, думают иначе, чем люди.

— Но так же, как лупи, мне кажется. И все же в основном мы имеем дело с людьми, которые либо выполняют ее указания, либо сами обделывают свои делишки. Западные люди, живущие в двадцать первом веке. Зачем? Что им с того?

— Я понял, что ты имеешь в виду. Но фанатизм не закреплен за определенными точками земного шара.

— Так ты считаешь, что виной всему религиозный пыл? Лучше убить неверующих, чем провалить неудачный законопроект?

— Как известно, фанатики вполне могут решить так.

— Но ведь в этом случае они здорово рискуют, церковь основана здесь только недавно, но, по сведениям ФБР, они добиваются расположения верующих с легкостью. И с пожертвованиями все в порядке. Складывается впечатление, что они решили осесть здесь надолго. Взять, например, дом самого Харлова. Явно ему небезразличны деньги и положение. Так зачем рисковать?

— Быть может, у него просто нет выбора. Мы видели, что они сделали с федеральными агентами, которые считали себя защищенными. — Рул свернул на ее улицу. — Я не утверждаю, что все, замешанные в этом деле, находятся под чарами заклятия принуждения, но на некоторых злодеев могли оказать влияние таким способом, защититься от которого они не могли.

— Мек, — сказала Лили, пораженная этой мыслью или Рэндалл, или кто-то другой… возможно. Обычно я не собираю информацию о сослуживцах. Но заклинания принуждения, как правило, весьма недолгосрочны. Жертву вынуждают к одному определенному действию, которое должно произойти достаточно быстро, пока чары не потеряли силу.

— Видишь ли, когда имеешь дело с Древней, никогда не знаешь, что возможно, а что нет.

— А если заклинание здесь не причем? Существуют врожденные Дары разума, которые действуют без заклятий. Каронский что-то говорил о том, что Харлов харизматичен.

— Хм… — Рул подумал над этим и покачал головой. — Дар харизмы, умноженный Ее силой, может быть чрезвычайно убедительным, но память не сотрет. Каронский с Крофтом не помнят больше часа.

— Может, наркотики. Но зачем же понадобилось стара и, из их памяти этот час? — размышляла Лили, когда Рул подъехал и остановился напротив ее квартиры. Черт, что-то она упускает. — Итак, мы знаем, что Каронский и Крофт провели у Харлова более часа и то, что с ними делали, заняло довольно много времени. Это не просто раз-раз — и готово.

— Возможно, все это время их расспрашивали, пока и, узнали все, что Каронскому с Крофтом было известно относительно данного дела.

— Ты не очень-то поднимаешь мне дух.

Когда они вышли из машины, их встретил сердитый Кот. Гарри первым взошел вверх по лестнице с подрагивающим хвостом, громко выговаривая им за то, что ему пришлось ждать так долго.

— Он на тебя не нападает, — заметила Лили, вставивив в замок ключ.

— Мы с Гарри поняли друг друга. Он терпит мое присутствие в твоей постели до тех пор, пока я признаю за ним право там тоже находиться.

Лили открыла дверь и включила единственную лампу — торшер у кресла. Гарри пронесся мимо нее прямиком в кухню, к своей мисочке, еще утром наполненной Рулом.

— Как ты витиевато выразился. В моей постели одновременно два самца.

— Знаешь, ты можешь себе это позволить.

— Что? — Лили обернулась к Рулу. Но лицо его было столь же непроницаемо, как и плотно закрытая за его спиной дверь. — Если ты намекаешь на групповой секс, то лучше этого не делай.

— Я хочу сказать, что ты не привязана ко мне. В сексуальном плане. Если захочешь, чтобы в постели у тебя был кто-то другой, ты можешь себе это позволить.

Лили повернулась к нему спиной и поставила ин стол кейс Крофта.

— Может, тебе кажется твое предложение весьма любезным, но, по моему мнению, оно гадкое. Да, спешу отметить: на тебя эти привилегии не распространяются.

— И не нужно. Более мне не суждено быть с другой женщиной.

— Лупи не верят в преданность.

— К верованиям это никакого отношения не имеет, Ты моя Избранная.

Медленно-медленно, словно опасаясь, что резкое движение может что-то нарушить, она снова повернулась к нему лицом.

— Ты имеешь в виду, что больше не можешь быть с другой женщиной? Это невозможно?

— Физически, наверное, возможно, — поморщившись, ответил Рул. — Но для лупуса, у которого есть пара, это нечто отвратительное и скверное. Вроде насилия и кровосмешения.

Лили заметила, что руки ее сжаты в кулаки, и заставила себя расслабиться. Ладони были влажными.

— Ну а человеческая составляющая пары?

— Будучи человеком, женщина ведет себя как человек. И поступает так, как велят ей природа и верования.

— Это значит, что я могу быть тебе неверна, а ты мне не можешь?

— Я бы не стал употреблять подобные выражениями, но так и есть.

— Зачем ты мне это рассказал? — Сердце Лили бешено стучало.

Рул ответил не сразу. Тени, рождаемые светом единственной лампы, делали выражение его лица таинственным, а тело недвижимо застыло. Наконец он сказал:

— Сегодня ты доверила мне свою тайну. Я хотел отплатить тебе тем же.

Лили шагнула к нему. Он делал себя уязвимым для нее, а она не поняла. Чего же он боялся — или на что надеялся?

— Каково тебе будет, если у меня появится другой любовник?

— Я… мне это не понравится.

И еще один шаг.

— Рул, какая разница между узами Избранных и влюбленностью? То есть кроме того, что узы по большому счету нам навязаны.

— Не знаю. Лупи не влюбляются. Я… не знаю, ощущаешь ли ты узы так же, как я.

Еще один последний шаг, и Лили остановилась совеем близко от него, глядя вверх на прекрасное и необычное лицо — четкие брови, словно высеченные скулы и глаза, такие темные…

— А как ты чувствуешь?

Губы Рула изогнулись с одной стороны рта. Кончиками пальцев он коснулся щеки Лили:

— Счастье. И боль.

Дыхание Лили было прерывистым.

— Для человека это определение очень похоже на любовь.

— Правда? — Он провел суставами пальцев вниз по щеке Лили, потом по шее, оставляя за прикосновением покалывающий след.

— Для меня любовь — это то чувство, которое я испытываю к братьям, отцу, сыну.

— А к матери? — мягко спросила она. Рул покачал головой:

— Об этом я расскажу тебе в другой раз. Мы с тобой еще не слишком хорошо друг друга знаем, чтобы полюбить, верно? Я надеюсь… — Рул мечтательно замер. — Было бы здорово, если бы мы стали друзьями.

Лили сглотнула.

— Да. Было бы замечательно. — Она встала на цыпочки и поцеловала его. Не тем страстным поцелуем о котором думала целый день, а нежным, который говорил о надежде.