Вытерев карту о джинсы, она заметила, что та служила одновременно и удостоверением.

«Адриана Халенка, старший научный сотрудник тюрьмы „Прометей“».

– Спасибо, Адриана, – с присущим ей черным юмором пробормотала Рут.

Из-за всего увиденного здесь она на мгновение отвлеклась, но теперь чувство приближения нахлынуло на нее с удвоенной силой

Рут побежала.

Конец коридора, конец пути. Впереди – очередная белая дверь. Рут подошла к ней вплотную, вглядываясь в изображение на настенном мониторе, и в груди что-то тревожно сжалось.

«Знаешь, не думала я, что мы увидимся в этом мире…»

* * *

Мирра отключилась, оставив Винсента с ворохом вопросов без ответов, и он провел пару часов в тишине и собственных домыслах.

Затем в воздухе начались сдвиги, и невидимый механизм, с грехом пополам крутивший его новую жизнь, вдруг ожил. Сейчас шестерни вертелись как сумасшедшие, будто пытаясь что-то наверстать. Штормом прорвалось иррациональное знание, что Рут его вот-вот найдет, и пульс в висках бешено забился.

Девушка-привидение. Последний привет фортуны в золотистом лабиринте миров. Рут, чей голос сохранял остатки его человечности все это время…

«Я знаю, что ты здесь. А ты знаешь, где я. И так будет всегда, потому что наши причины и следствия синхронизировались на Перекрестке. Все случайности оказались необратимыми… Я буду рад тебя видеть. Только не обмани. Только приди…»

Винсент ходил из угла в угол, пребывая одновременно в приступе тревоги и необъяснимой эйфории.

Уже близко… Он знал ее суть так, будто Рут являлась его второй натурой. Она состояла из токсичных веществ, была словно приговор. От ее поступи сотрясались земля и его собственное сердце. И этот мертвый смерч несся ему навстречу.

В переносице вдруг заломило, и Винсент зажмурился. Как наяву перед ним возникла страшная статуя с Перекрестка, и безжизненное лицо вдруг шевельнулось, что-то сообщая.

«У вас будет выбор…»

Винсент уже ничего не понимал. Видение и боль пропали, а дверь камеры пискнула. Белая створка плавно сдвинулась в сторону, и осталось только обезоруженно улыбнуться той, которая стояла на пороге и смотрела на него испуганными глазами.

– Я знал, что ты меня найдешь, – сказал он в воцарившейся между ними тишине. – Ты сдержала свое слово.

Она подошла ближе, едва веря, что конец настал так быстро. Какая-то часть Рут еще не понимала, что выполнила свое обещание. Эта часть по инерции все еще искала его во тьме собственной души.

Но Винсент, живой и реальный, застыл на пороге своей палаты. Такой же, каким был тогда, на Перекрестке, и одновременно совсем другой. Почти одного роста с ней, чудовищно исхудавший и походивший из-за этого на неземное, слегка бесполое создание. Впалые скулы стекали к острому, своевольному подбородку, а в больших светло-зеленых глазах застыли торжество и легкое смущение.

Рут порывисто обняла его. Они стиснули друг друга почти до боли.

Это было самое странное воссоединение, которое кому-либо доводилось пережить. Два человека, едва знавших друг друга, не могли расцепить объятия, потому что им казалось, что они нашли давно утерянную часть себя, ту часть, о которой они плакали днями и ночами, думая, что больше никогда не будут целыми. Но все их внутренние изъяны срастались, наверстывая упущенное и возвращая отнятое.

* * *

Фидель в ее теперешнем состоянии никто не мог остановить. Оттолкнув замешкавшегося в проходе Нико, она вихрем вырвалась из лифта в уже знакомый красный подвал. Ее сбивчивое дыхание говорило о том, что она не на шутку разозлилась.

В коридоре дрожали крики Королевы. Каждый из них подписывал смертный приговор Василакис.

Та стояла у двери главной камеры, спешно отпирая замки. Темница Королевы была самым защищенным местом тюрьмы. Если Мирра спрячется за этой дверью, ее никто не достанет, поняла Фидель. Там она переждет новолуние, а после никто из них не выживет. Она извлекла из-под корсажа нож и стремительно метнула его в ведьму-мать, которая как раз отперла последний замок и начала проскальзывать в камеру.

Из-за двери бил знакомый золотой свет…

Нож угодил в плечо. Глаза Мирры выпучились, а рот искривился от неожиданной боли. Фидель успела извлечь второй нож из-за голени сапога и отправила его по другой, более низкой, траектории. Как по маслу он вошел в расстояние между расщелиной в двери и каменной стеной. Створка заклинила. Теперь Мирра не могла закрыться, а свою защиту она только что сняла сама.

Нико с Саидом спешили за девушкой, не понимая, почему они несутся следом и какой тут от них прок. Но Фидель задавала тон всему, что делала.

И вот Мирра прижата к стене, а ее ученица дышала ей в лицо, сжимая окровавленной рукой ее горло.

– Больше ты не сбежишь, – тихо сказала она.

На секунду показалось, что глаза Матери подернулись шероховатым золотом.

– Ты не знаешь, кто мы с тобой, Фидель, – прохрипела Мирра. – Я постигла тайну божественного письма. Мы – нравится тебе или нет – часть единого целого, триединой богини. Она единственная из богов, оставшаяся в этом мире. Трехликая принесла себя в жертву, чтобы люди могли у нее учиться.

В лице Фидель что-то дрогнуло, но она не ослабила хватку.

– Ты, я и Кларисса… мы – части этого божества, оно живет вечно в нас троих. Ипостаси богини – всегда женщины, и их можно отличить от других медиумов через реакцию на фазы луны. Только у нас она присутствовала. Я была сильнее на полнолуние, ты – на новолуние, Кларисса – на убывающую луну. Убив меня, ты не прекратишь культ троицы. Я вернусь снова, в другом обличье, а ты просто станешь на место Матери. Так будет всегда, потому что Трехликая бессмертна. Ты не против нас с Клариссой борешься, пойми же! Мы – это ты! То, чем ты будешь!

– Не тебе решать, кем мне быть! – яростно крикнула Фидель. – Довольно, что вы меня вынудили принять этот путь! И кто бы ни вернулся в новом цикле… он будет лучше тебя.

С этими словами она достала еще один нож и воткнула его в живот Мирры, несколько раз там провернув. Ни жалости, ни колебаний. Она вела себя как солдат, которого долго и методично тренировали для одного-единственного задания. И вот оно выполнено.

Мирра хрипела и плевалась кровью, но уже не сопротивлялась. Луны больше не было. Дева убила Мать.

Рука с ритуальным ножом вынырнула из плоти, и в крови струились блики золота. Фидель с непониманием смотрела на это, а кровь на ее глазах почернела и стала обычной.

Нико и Саид стояли чуть поодаль, не смея приблизиться. В этой расправе сквозило ее дикое отчаяние, но, похоже, из них троих только Фидель не понимала, что месть не вернет ей ее прежнюю. Все, что с ней произошло, просто раскроило ее личность пополам. Саид лучше Нико видел сейчас вместо одной двух: безжалостного медиума и девушку, оплакивающую утрату своего детства.