Урал с Пупсиком положили гранаты под стенку скалы, и привалили их камнями. Мы отправились дальше, по ходу разглядывая стены скал, нет ли там ниток или еще каких-нибудь хитроумных заморочек. Духи всегда нас озадачивают чем-нибудь, они не дают расслабиться нигде. Надо отдать им должное, они научили нас ведению партизанской войны, а мы оказались способными учениками, хотя заплатили за этот опыт дорогую цену.

Командование наше со временем поняло, что манера греметь железом не всегда дает должный эффект в этой войне, для того чтобы раскрыть замыслы и уловки душманов, нужен изворотливый ум. Бывало, что разработанный накануне план действий рассыпался на первой его стадии, и тогда приходилось действовать при сложившейся ситуации, или как говорится, действовать по обстановке. И тут уж исход операции зависел не от штабных командиров, которые разработали ту или иную комбинацию и дали добро на ее проведение. Исход операции уже зависел от молодого старлея или лейтенанта, мало того, от него еще зависело, все ли вернутся назад. Бывали, конечно, у командиров и промашки, которые приводили к трагическим исходам. Но тот, кто не имел дело с душманами, не имеет право судить офицеров, допустивших эти промашки, эти офицеры не были трусами или глупыми, просто иногда душманы оказывались хитрее.

Если честно признаться, душманы были отличными воинами, мало того, они навязали нам свои правила игры, и мы их принимали. Нередко бывало, что мы даже переигрывали их, в ихней же игре, а бывало, что и ошарашивали своими отчаянными выходками. К примеру, когда израненный солдат остается прикрывать отход взвода или роты, и отстреливается до последнего патрона, а потом подрывает себя гранатой, прихватив с собой нескольких духов, – это заставляло их относится к нам по иному. Без преувеличения скажу: мы заставили душманов, уважать советского солдата.

Пройдя еще метров тридцать по этому коридору, мы вышли из него. Это был конец караванной тропы, перед нами открылась долина. Направо и налево простиралась цепь гор с отвесными скалами. Ротный долго разглядывал долину в бинокль, но душманского каравана видно не было. Вероятнее всего они ушли вдоль гор. Но вот в какую сторону? Горы ведь не забор, вдоль которого все видно.

– Ну вот и пришли. Дальше Иран, можете взглянуть на Иранскую землю, – сказал ротный, и в полголоса добавил: – Хотя для кого-то это не впервой, – и многозначительно посмотрел на Хасана.

– Воды бы где-нибудь набрать, командир, – промолвил Хасан, облизывая губы и прикинувшись валенком.

– Я ссать хочу! – выкрикнул Качан.

– Качан, я тебе сейчас нос отрублю по самую шею, – ответил ему Хасан.

Ротный еще раз осмотрел местность в бинокль, после чего немного постоял в раздумье и, повернувшись к нам, сказал:

– Пошли обратно, здесь нам делать больше нечего. Духи давно скрылись, пока мы с этой мудреной ловушкой возились. Ну, а в общем, задание мы выполнили, а там пусть решают, что делать с этой тропой.

Мы, развернувшись, медленно пошли обратно, эта жара всех нас измотала, вода была на исходе, у многих фляжки были пусты, зато боеприпасов было еще достаточно.

Да, действительно, задание мы выполнили, тропа разведана, а дальше решение за командованием. Ее или капитально заминируют, или завалят проходы взрывчаткой, но нас это уже не касается.

– Может, посидим, перекурим. Ноги уже подкашиваются, – предложил взводный, когда мы вошли в коридор.

– А может, ночевать здесь останемся? – спросил с издевкой ротный, продолжая идти дальше.

От слов, «ночевать здесь», у меня мурашки по коже пробежали. Оказаться ночью в горах, это кошмар особенный, в подобной ситуации про сон, даже думать забудь. Ночь в горах, это царство духов. Кто коротал ночь в афганских горах, по соседству с духами, тот ощутил не только холод, но и постиг чувство настоящего страха. Страх бывает разный, бывает неожиданный, от прогремевшего вблизи взрыва, или от просвистевшей рядом пули, но подобный страх, как неожиданно приходит, так же быстро и уходит, это скорее всего даже не страх, а испуг. А бывает страх продолжительный, леденящий душу и разум, он как туман обволакивает тебя. Этот страх надвигается как ночь, медленно и неизбежно, ты осознаешь, что вырваться из его объятий невозможно. Время будто останавливается, и каждая минута кажется вечностью. В такие минуты поистине вдаришься в бога, молясь в душе и Аллаху и Иисусу, лишь бы только дожить до рассвета. То и дело судорожно сжимаешь холодный автомат, вглядываясь в ночную пропасть, вздрагивая при каждом шорохе, и постоянно озираешься вокруг, напряженно вслушиваясь в тишину. Каждую минуту тебе мерещится дух с кинжалом, вот он уже подкрался к тебе и сейчас перережет глотку, ты с ужасом проводишь ладонью по горлу, и представляешь себя лежащего в луже крови. И это не какой-нибудь напускной страх, который чувствует ребенок под одеялом после страшной сказки. Все, о чем думаешь, может обернуться для тебя роковой реальностью в любой момент.

«Охота». Сам я эти мины не видел, но слышал о них: «Охота-1», «Охота-2», – противопехотные мины, которые срабатывают только на человека. На зверей и животных эти мины не реагируют. При приближении к ней человека, мина выпрыгивает из земли на уровень живота и взрывается, ее еще называют – «лягушка». Разминировать ее невозможно, через определенное время, примерно через год, мина самоуничтожается. Мины эти строго секретные, и применяются по особому распоряжению. Для душманов эти мины были огромной проблемой. Для НАТО – огромный секрет, за разгадку которого они готовы были щедро заплатить. За время своей службы я лично ни разу не слышал, чтобы хоть одна такая мина ушла налево.

Мы шли полностью расслабившись, напряжение спало, все, вроде, уже позади, и вот тут только навалилась усталость, которую до этого момента никто не замечал. Все шли молча, каждый думал о чем-то своем, жара была невыносимая, я не завидовал тому, у кого были бронежилеты Б-3, да еще и каски впридачу. Бедный Урал еле ноги волок, он тащил свою «трубу» на шее, две гранаты к ней болтались у него на поясе, а через плечо висел на ремне РПК.

– Татарин, дай пулемет, а то ты свалишься скоро, – предложил я Уралу и протянул руку.

Урал молча снял пулемет с плеча и протянул его мне, я взял у него РПК и повесил себе на плечо, и мы молча пошагали дальше.

– Юра, вода есть? – услышал я голос Хасана.

– Че, сушняк долбит?

Я отстегнул ремень, снял флягу и протянул ее Хасану со словами:

– Всю не выхлебай, я тоже воды хочу.

– А горячая – падла, хоть чай заваривай, – промолвил Хасан, отхлебнув несколько глотков из фляги.

– А че ты хотел? У меня нет на жопе холодильника, – ответил я, беря флягу у него из рук.

Выйдя из коридора, мы заметили впереди своих, они шли нам навстречу. Подойдя поближе, стало видно, что это бойцы из первой роты, человек пятнадцать, примерно, во главе этой команды был прапор по фамилии Притуляк, рядом с ним шел радист. Этот прапор в данный момент был у них за ротного, куркуль жуткий, но командир опытный, по второму кругу в Афгане был, в общем счете четвертый год воевал. Сколько он из Афгана вещей вывез, одному богу известно.