В этот момент терпение покинуло Александра. Схватив с подноса огромное яблоко, он бросил его в сторону Клита, угодив последнему прямо в лоб.

– Давай, давай, сын Амона! – продолжал Клит. – Верь всякому подхалиму, разглагольствующему о твоем божественном происхождении! Я не знаю, чей ты сын, но я останусь непоколебим в своем убеждении, что ты рожден женщиной от простого смертного, как и все мы. Ты вскормлен молоком женщины, моей сестры. Может быть, ты и об этом забыл? У тебя ничего не было от бога, когда ты едва держался на ногах и когда я носил тебя на руках. Сегодня мне нужно было сказать тебе всю правду, Александр, которую ты не сможешь услышать от оракулов всего мира.

Взбешенный Александр выхватил копье из рук стоявшего поблизости телохранителя, не в силах более сносить оскорбления. Гефестион, Птолемей, Пердикка, Леоннат и даже старый Лисимах кинулись к царю. Им удалось выбить копье. Держа его за руки, они умоляли царя успокоиться и не принимать всерьез все сказанное захмелевшим Клитом. Кровь прилила к лицу Александра, и он взревел:

– Я не позволю своим офицерам обходиться со мной, как Бесс с Дарием! Трубить сигнал тревоги!

Заметив колебания горниста, Александр вырвался из рук полководцев, мощным ударом кулака сбил его с ног. Он приказал всем покинуть зал и, схватив копье, устремился по коридору догонять Клита, которого спешно уводили из дворца.

– Где этот предатель? – кричал царь.

Клит, презрев смертельную опасность, решительно отстранил своих доброжелателей и, раздвинув портьеры, смело шагнул навстречу разгневанному Александру.

– Я здесь, Клит здесь! – Это были его последние слова.

– Тогда следуй за Филиппом, Парменионом, Атталом![57] – прокричал свой приговор Александр, метнув копье.

Копье пронзило грудь, и Клит как подкошенный рухнул на землю. В зловещей тишине можно было услышать, как вибрирует древко копья.

Опьянение и ярость Александра мгновенно прошли, уступив место безмерному отчаянию. Царь наклонился над Клитом, но тот был уже мертв. Осознав ужас происшедшего, Александр одним рывком вырвал копье из сердца друга и, прислонив древко к стене, хотел покончить с собой. Он уже приставил окровавленный наконечник к своей груди, но его успели остановить и разоружить.

– Нет, нет! – кричал он. – Я недостоин жизни после столь постыдного поступка.

Невыносимо было видеть, как, распростершись на полу, он бился лицом о каменные плиты, в кровь раздирая голову ногтями. Сквозь рыдания слышался его стон:

– Клит, Клит, Клит…

Три дня после убийства друга он не прикасался к еде и питью, перестал спать и следить за собой. Он приказал принести тело Клита в его комнату и оставался с ним наедине взаперти. Целыми часами Александр повторял:

– Твоя сестра вскормила меня своей грудью, ты качал меня на руках, два твоих племянника отдали за меня жизнь в Милете, ты сам спас мне жизнь! Никто не захочет остаться рядом со мной. Поистине я чудовище, я подлец! Прости меня, Клит!

Он бил в исступлении кулаками по каменному ложу, отказываясь кому-либо отвечать и кого-либо слушать. Каждый старался убедить Александра в непоправимости случившегося. Каллисфен мягкой и кроткой речью, согласующейся с нравственным учением Аристотеля, пытался утешить царя. Философ Анаксарх, очевидец происходившего, сурово заявил, что тому, кто хочет подняться над человеческими законами, должно иметь мужество платить за свершенные деяния, а не опускаться и не разыгрывать, подобно простому смертному, унизительный спектакль, изображая угрызения совести. Мне пришлось напомнить царю о зловещих предсказаниях, воскресить в его памяти роковые видения:

– Со дня твоего рождения, Александр, я знал, что тебе суждено стать причиной смерти Клита. Стало быть, таково предопределение судьбы, включенной в веретено парки еще задолго до твоего появления на свет и даже до рождения Клита.

Вняв моим доводам, царь согласился прервать свой траур.

– Никакими мучениями, никакими страданиями я не сумею расплатиться за это злодеяние, – горько признавался великий правитель.

Однако желание искупить вину странным образом вело его к новым убийствам и преступлениям. Отныне его поступки подчинялись страшной логике раскаяния. Любое неповиновение Александр карал не менее сурово, чем наказал Клита. Так он чтил память друга.

В это время в далекой Пелле Олимпиада плела интриги против Антипатра. Она укрывала в своем дворце молодых людей, спасавшихся от набора в армию, восторгалась завоеваниями своего сына, рожденного от бога Амона.

Трагедия полубогов заключается не в том, что они без остатка тратят свои жизненные силы, свершая великие подвиги. Беда их в другом. Они не могут прийти к согласию с собой, не умея соизмерять свои дерзания с возможностями, отпущенными им судьбой. Силой и умом они походят на богов, а склонность подвергать все сомнению делает их схожими с людьми.

Со дня убийства Клита вопрос о божественном происхождении Александра оставался главной темой нескончаемых споров среди полководцев и солдат. Постоянство фортуны, посылавшей царю Македонии удачу, размах его завоеваний, его неисчерпаемая энергия, его умение лечить раны, победы, всегда венчавшие самые безрассудные военные кампании, многих вынуждали признать в нем сверхчеловека. Другие, напротив, утверждали, что сын Филиппа по сути ничем не отличается от простых смертных, ибо в жилах его течет красная кровь, как у любого воина, удар камня может свалить его с ног, плохая пища вызывает у него недомогание и рези в животе, а избыток вина туманит ему сознание.

Простой человек на месте Александра находил бы удовлетворение в том, что о нем так много говорят, и видел бы в пристальном внимании к своей персоне подтверждение своего превосходства, но пытливый ум, которым боги одарили Александра, все подвергал сомнению. Царь терзался мыслями о природе своего «я». Иногда ему не удавалось скрыть неуверенность, которая передавалась окружающим. Дабы доказать силу своей божественной власти тем, кто сомневался и заставлял сомневаться его самого, он нещадно карал неверующих.

Нескольких полководцев он разжаловал за то, что они позволили себе рассмеяться при виде знатных мидийских и бактрийских вельмож, простершихся ниц перед пышным ложем, где возлежал Александр в роскошных парчовых одеяниях, увенчанный рогами Амона. Теперь царский двор заполонили египтяне, финикийцы, персы, которые, по традиции восточных племен, признавали божественное происхождение царей в отличие от скептически настроенных греков. Одного из старейших военачальников Александр, схватив за волосы, с силой бил головой о землю, желая таким образом принудить его к раболепному поклонению и благоговейному почитанию особы царя. Любое пиршество, любое торжество, любой прием послов не проходили без скандала. Обычай коленопреклонения быстро усвоили молодые македоняне из знатных родов, искренне верившие в сверхъестественное происхождение царя. За смиренность Александр вознаграждал коленопреклоненных юношей божественным поцелуем.