– Тогда пойдем и найдем этого Ловкие Пальцы. У него наверняка будут подходящие.

Топ-топ-топ-топ.

– И это нам не поможет, потому что, в-третьих, такого человека скорее всего не существует, и в-четвертых, хранилище закрыто изнутри. И мне кажется, он оставил ключ в замке, поэтому мои отмычки и не работают!

– Ясно. Тогда мы можем вернуться в апартаменты?

Топ-топ топ-топ.

Он снова заглянул в маленький глазок на двери. Изнутри тот был задвинут тяжелой дощечкой, и Мокриц видел только отблески света, просачивающиеся по краям. Там горела лампа. Чего там не было, насколько он мог судить, так это вентиляции. Похоже, хранилище построили до того, как концепция дыхания набрала популярность. Эту рукотворную пещеру предназначили для хранения того, что никогда не предполагалось изымать. Золоту не страшно удушье.

– Вряд ли у нас есть выбор, – сказал Мокриц. – Потому что, в-шестых, у него заканчивается воздух. Может быть, он уже умер!

– Если он мертв, пусть подождет до завтра? Здесь ужасно холодно.

Топ-топ топ-топ.

Он поднял глаза к потолку. Тот состоял из древних дубовых перекладин, перетянутых железными ободами. Мокриц знал, что представляет собой старый дуб. Древесина могла быть хуже стали. Она тупила топоры и отбивала молотки обратно в лица их хозяев.

– А охрана не может помочь? – предложила Дора Гая.

– Не думаю. К тому же не хотелось бы поощрять взлом банковского хранилища.

– Но в охране же служит Городская Стража.

– И что? Когда ты рвешь когти с таким количеством золота, сколько можно унести, о прежнем месте службы думаешь в последнюю очередь. Я преступник. Можешь мне поверить.

Он направился назад к лестнице, что-то считая про себя.

– А теперь ты что делаешь?

– Определяю, какая часть банка находится прямо над золотом, – сказал Мокриц. – Хотя знаешь что? Я, кажется, и так знаю. Хранилище будет прямо под его столом.

…Лампа почти догорела, и маслянистый дым клубился и оседал на мешки, где, свернувшись калачиком, лежал господин Бент.

Сверху послышались звуки и голоса, отделенные от него древним потолком. Один голос сказал:

– Я не могу его сдвинуть. Ладно, Глэдис, принимайся за работу.

– Такое Поведение Разве Достойно Леди? – прогромыхал второй голос.

– Конечно. Это считается перестановкой мебели, – произнес третий, явно женский, голос.

– Очень Хорошо. Я Подниму Стол И Протру Под Ним Пыль.

Последовал треск дерева, царапающего дерево, и немного пыли просыпалось на нагромождение слитков.

– Как Тут Пыльно. Я Принесу Метлу.

– Вообще-то, Глэдис, сейчас я бы попросил тебя поднять пол, – сказал первый голос.

– Там Тоже Пыльно?

– Не сомневаюсь.

– Очень Хорошо.

Раздалось несколько ударов, от которых заскрипели балки, и следом раздался голос:

– В Книге Леди Ваггон По Домоводству Ничего Не Сказано Про Уборку Под Полом.

– Глэдис, там, может быть, человек умирает.

– Понимаю. Тогда Придется Прибраться, – послышался удар, сотрясший перекрытия. – Леди Ваггон Пишет, Что От Трупов, Найденных По Окончании Праздничной Вечеринки, Следует Незаметно Избавиться Во Избежание Скандала.

Еще три удара, и балка переломилась.

– Леди Ваггон Пишет, Что Стражники Невежи И Не Вытирают Грязные Сапоги.

Хрустнула очередная перекладина. Сверху прорезался свет. Показалась рука размером с лопату, ухватилась за железную стяжку и переломила его…

Мокриц заглянул в темное помещение, и его обволокло дымом.

– Он здесь, внизу! О боги, какая же вонь!

Дора Гая заглянула ему через плечо.

– Он живой?

– Я уж надеюсь. – Мокриц пролез между балками и спрыгнул на ящики со слитками.

Несколько мгновений спустя он крикнул:

– Пульс есть. И ключ в замке. Ты не могла бы спуститься и помочь мне?

– Эй, у нас гости, – крикнула в ответ Дора Гая.

Против света теперь были видны два силуэта в шлемах. Проклятье! Нанимать в охрану стражников было, конечно, умно, но они имели обыкновение всюду носить с собой свои значки и принадлежали к числу людей, которые делают скоропалительные выводы только на том основании, что они застукали человека в руинах банковского хранилища после закрытия. Слова «Я все могу объяснить» так и просились на язык, но Мокриц вовремя его прикусил. В конце концов, это был его банк.

– А вы что здесь делаете? – спросил он требовательно.

Это оказалось достаточно неожиданно, чтобы сбить охранников с толку, но один из них оправился.

– Это же банковское хранилище, господин? – спросил он.

– Я заместитель председателя, кретин! Тут человеку плохо!

– Он упал, когда ты вламывался в хранилище?

О боги, прирожденного легавого так просто с толку не сбить. Они все равно будут задавать вопросы этим спокойным, гнетуще спокойным голосом. Когда ты полицейский, все вокруг – преступление.

– Офицер… ты ведь из Стражи?

– Констебль Пикша, господин.

– Хорошо, констебль, мы можем вынести моего коллегу на свежий воздух? Он задыхается. Я отопру вам дверь.

Пикша кивнул второму стражнику, и тот побежал к лестнице.

– Если у тебя был ключ, господин, зачем ты вломился в хранилище?

– Чтобы его вытащить, конечно же!

– Тогда как…

– Этому есть разумное объяснение, – сказал Мокриц. – Я выберусь отсюда, и мы еще вместе над этим посмеемся.

– Жду с нетерпением, господин, – сказал Пикша. – Очень люблю посмеяться.

Разговаривать со Стражей – все равно что танцевать чечетку на оползне. Если ты умеешь это делать, то можно удержаться на ногах, но никак нельзя изменить направление или затормозить, а в итоге тебя все равно завалит.

Это был уже не констебль Пикша. Констебль Пикша сменился в тот момент, когда нашел в карманах распорядителя Королевского монетного двора бархатный сверток с отмычками и кистень. Тогда появился сержант Детрит.

Мокриц знал, что отмычки теоретически не были чем-то противозаконным. Можно было спокойно владеть отмычками. Но владеть отмычками, находясь при этом в чужом доме, было нежелательно. А владеть отмычками, стоя в полуразрушенном банковском хранилище, ускакало так далеко от «можно», что вплотную приблизилось к искривлению вселенной.

Поначалу дела у Детрита шли неплохо. Однако сержант начал терять нить происходящего, получив доказательства, что у Мокрица были все законные основания иметь при себе ключи от хранилища, в которое он вломился. Это показалось троллю преступным актом само по себе, и он даже прикинул, не впаять ли Мокрицу обвинение в «трате времени Стражи посредством взлома и проникновения без всякой на то необходимости»[10]. Инстинктивная потребность в отмычках была ему непонятна. У троллей не было названия для грубой силы, примерно так же, как у луж не было названия для воды. К тому же он он никак не мог понять образ мыслей и поступки почти покойного господина Бента. У троллей не едет крыша, у них сносит башню. Так что он опустил руки, и тогда появился капитан Моркоу.