Поэтому проблема морисков Гранады только усилила напряженность в Кастилии и еще больше увеличила пропасть между новыми поселенцами и «старыми христианами»[767].

Разумеется, инквизиция не была единственной причиной возникновения этих проблем. Изгнание морисков из Гранады и разгром восстания Альпухарра 1568-70 гг. осуществляла не она. Не инквизиция первоначально выступила с предложением о конгрегации Гранады. Трибуналы скорее можно считать правоохранительными органами по проведению идеологических репрессий в самой могущественной на то время державе мира.

Филипп II обратился в конце 1550-х гг. именно к инквизиции: стали накаляться настроения, направленные против морисков. Служители трибуналов захватили все оружие морисков во время обысков, организованных в Арагоне (1563 г.) и Гранаде (1565 г.)[768]. Именно их будут обвинять и проклинать мориски за несчастья, свалившиеся на них.

Валенсия, 1587 г.

После выселения морисков из Гранады настроения начали накаляться по всей стране. Палаты инквизиции в Валенсии и в Сарагосе (теперь в этих районах наблюдалась самая большая численность морисков) были набиты доносами, которые приводили к пыткам, «очищению», возврату в лоно в церкви и «освобождению». Возникла любопытная зависимость между годами исламской ереси и фактическим распространением самой ереси. Подобно теоретическим рассуждениям физиков о кошке Шредингера, в истории и политике восприятие опасности и врагов вносило решительный вклад в реальность.

Во внутренних районах Валенсии в 1572 г. инквизиция арестовала хирурга-мориска Дамиана Асена Доббера, присудив его к очищению как тайного мусульманина. В 1587 г., когда атмосфера враждебности раскалилась до предела, Доббера снова арестовали. Выступило пять свидетелей, которые заявили: в городе Бюноль всем известно, что этот врач является «альфаки» (мусульманским ученым).

В течение многих вечеров по пятницам мужчины и женщины из общины морисков Бюноля в своих лучших одеждах собирались у него в доме. Это вызвало сплетни среди остальных жителей города. Однажды вечером в пятницу пять свидетелей решили схватить еретиков за руку на месте преступления[769].

В тот вечер главная дверь в дом Доббера была заперта. Но пятеро добрых горожан Бюноля нашли другой вход, расположенный в боковой стене. Когда они ворвались в здание, то увидели, что Доббер сидит с лютней в руках и без обуви на ногах. Он нараспев читал книгу, которую другой мориск открывал перед ним. Врача окружали около пятидесяти морисков в открытом дворике с четырьмя колоннами по углам. С каждой стороны стояла каменная скамья, которая была своеобразным алтарем. На скамье лежали крупные раковины, наполненные водой, покрыт он был синей скатертью.

Двор, как заявили свидетели, напоминал мечеть, которую они видели в Гранаде. Женщины сидели на покрывалах и подушках, мужчины разместились вокруг них на скамейках[770].

Для инквизиции все это было равноценно дымящемуся ружью. Конечно же, Доббер руководил чтением исламских молитв, будучи окруженным пятью стоящими горожанами.

Однако Доббер отрицал все обвинения. Мориски города пришли к нему, потому что он был общественным писцом и счетоводом. В этом собрании не имелось вообще ничего исламского[771].

Действительно, если задуматься о том, что на самом деле видели свидетели, то возникают сомнения относительно происходившего. Они подсмотрели, как Доббер играл на музыкальном инструменте и читал книгу, имелись раковины, синяя скатерть и вода. Это свидетели восприняли как «алтарь».

Но с подобными предметами не связано ничего, что характерно для ислама. Они могли использоваться только в декоративных целях. Здание «было похоже на мечети Гранады», но жизнь в соответствии с эстетическим вкусом морисков была вполне естественной для архитектуры постисламской Испании.

Еще на этом собрании присутствовали пятьдесят морисков. Но большие компании друзей совсем не обязательно являются признаком ереси.

Возможно, у «старых христиан» города Бюноль возникли какие-то подозрения в отношении увиденного ими. Доббер был одним из самых богатых морисков города, что уже само по себе выделяло его как лидера общины. Так что восприятие и предвзятость сыграли свою роль в доносе. Безусловно, какой-то смысл в обвинении был. Но отсутствие ясного доказательства просто говорит о том, насколько атмосфера может помешать отличить фантазию от реальности.

Прежде всего, Доббер знал: невозможно добиться справедливого суда. Поэтому, пока этот заключенный сидел в камере инквизиторской тюрьмы Валенсии, он попытался бежать. Арестант был готов рисковать своей жизнью ради побега, а не продолжать сидеть в камере. Он разбил окно и попробовал выбраться на свободу по веревке, связанной из разорванной простыни. Веревка разорвалась, Доббер упал на улицу и сломал ногу.

Но инквизиция продолжала свой суд над ним. Его пытали, он продолжал все отрицать. Не сумев сломать его, инквизиция приговорила Доббера к 400 ударам плетью и к десяти годам галер[772].

Во многом дело Доббера кратко характеризует условия жизни морисков в Валенсии и Арагоне в период, когда XVI век подходил к концу. Страх и подозрения, ощущаемые «старыми христианами», вполне согласовывались с предубеждениями и предрассудками морисков. Любое их собрание рассматривали как исламское.

К концу XVI века инквизиция превратилась в самое эффективное средство репрессий против морисков[773]. В период между 1545 и 1621 гг. по всей Испании были «освобождены» 232 мориска, причем основная масса оказалась сосредоточенной в Сарагосе[774].

К концу 1580-х в Кордове арестовали так много морисков, что они все не могли поместиться в тюрьму инквизиции[775]. Дела, заведенные на них, составляли три четверти всех дел, заведенных инквизицией Валенсии в период с 1570 по 1614 гг., и 56 процентов всех дел, заведенных в Сарагосе[776].

Постоянная угроза ареста и потенциального «освобождения» увеличивали страх. Но еще более значительным поводом для распространения ненависти среди морисков оказалось применение инквизицией пыток, которые стали совершенно обычными в те годы.