Книга «Материализм и эмпириокритицизм» вышла в мае 1909 года в количестве двух тысяч экземпляров. Анна не слишком хорошо справилась со своей задачей корректора — Ленин жаловался, что в тексте полно опечаток. Желающих купить книгу было мало, и еще меньше было тех, кому хотелось бы ее прочесть. Но Ленин был доволен одним фактом появления ее. Потом, когда он пришел к власти, эта книга была переиздана в Москве с его предисловием, в котором он снова уличал Александра Богданова, на этот раз за то, что тот является одним из организаторов Пролеткульта. Ленин подозрительно относился к этому движению и всячески препятствовал его развитию. Богданов был вынужден вернуться к своей прежней деятельности врача-исследователя и кончил тем, что в 1928 году намеренно перелил сам себе инфицированную кровь и погиб.

Одновременно с выходом «Материализма и эмпириокритицизма» произошло и другое событие — была расширена редакционная коллегия «Социал-демократа». Сделано это было для того, чтобы газета не превратилась в рупор исключительно ленинских идей. И среди новых лиц, кооптированных в редколлегию, был Богданов. Помимо него, в новый состав редколлегии вошли Томский, Рыков и Таратута. Был там еще один молодой человек из Московского комитета партии, известный по подпольной деятельности как Донат. Настоящая его фамилия была Шулятиков. Он страдал наследственным алкоголизмом. Ленин знал его давно и на самом деле хорошо к нему относился, хотя хлопот от него было больше, чем от всех остальных русских политических эмигрантов вместе взятых. Например, Шулятиков мог на несколько недель исчезнуть, как провалиться сквозь землю, и вдруг в один прекрасный день найтись — в такси у дома, где жили Ленин с Крупской, в состоянии, близком к помешательству; в таких случаях он скандалил и требовал, чтобы его впустили. Надо признать, что Ленин никогда его не гнал. И пока Ленин с Крупской вели его в дом, он буянил и кричал, а они держали его за руки, успокаивая и пытаясь привести в порядок его горячечное воображение. Уже дома, он иногда вдруг вскакивал с постели с диким выражением лица и говорил, что ему только что привиделась его сестра, которая была повешена за террористическую деятельность. Может быть, эти две души, Ленина и Шулятикова, связывали родные тени повешенных?

В те летние месяцы силы Ленина снова были на исходе. Он чувствовал, что теряет свое влияние в редакции. Ему грозил еще один нервный срыв. Беда не приходит одна. У его сестры Марии случился приступ аппендицита. Операцию сделали вовремя, но опасность была серьезная. Больная поправлялась медленно. Ульяновы решили выехать всей семьей на длительный отдых. Ницца была им не по карману, и поэтому они обосновались В небольшой деревушке, называемой Бомбон, в 50-ти километрах от Парижа. Плата за пансион была не велика, не больше десяти франков со всей семьи, — а семья включала самого Ленина, его жену, сестру и тещу. Воздух был чистый, еды вдоволь. Ленин хлопотал вокруг сестры, заставлял ее пить молоко, чтобы к ней поскорее вернулись силы. Каждый день они с Крупской совершали велосипедные прогулки, гуляли в вилльфермуаском лесу. Крупская очень пристрастно изучила постояльцев пансиона и в результате пришла к выводу, что публика была средненькая, но при всем том эти люди, как она отмечала, были на редкость практичны и умели хорошо устраиваться. С чувством собственного превосходства над ними она писала, что семья Ульяновых предпочитала не соприкасаться с этими мещанами и жила сообразно своим интересам и привычкам. Интересно, каково было мнение жителей пансиона о самой Крупской, которая изъяснялась на таком плохом французском, что ее никто не понимал.

Проведя четыре или пять недель в Бомбоне, окрепшие и здоровые, они вернулись в Париж. Еще до отъезда в Бомбон Ульяновы переехали из своей квартиры на рю Бонье в другую квартиру поблизости, на рю Мари-Роз. Она была не такая большая, подешевле, но зато здесь была любезная консьержа, и фасад дома выглядел весьма внушительно. В наше время в таких домах любят жить врачи и адвокаты. Подобных домов множество, в архитектурном отношении они мало чем отличаются друг от друга. Их населяет респектабельная публика из буржуазии. Мария вернулась в Россию. Ленин, Крупская и ее мать занимали две небольшие комнаты; были здесь кухонька и маленькая прихожая. Комната Ленина была самая лучшая, с двумя большими светлыми окнами, выходящими в сад. Как всегда, мебель была скудная. Роль письменного стола выполнял обыкновенный обеденный стол из неполированного дерева, покрытый черной клеенкой. Кресло, довольно низкое, большой диван, утопленный в алькове, и две узкие железные кровати — вот и вся обстановка. Посетивший их как-то в новой квартире Горький отмечал, что она была больше похожа на студенческое общежитие, чем на уголок семейной пары. Было что-то убогое, серенькое во всем облике их жилища. Тут ничто не радовало глаз, ничто не украшало интерьера. Но иногда в их Доме появлялись полевые цветы — Ленин привозил их, возвращаясь с велосипедных прогулок. Мадам Рю, консьержка, поражалась тому, как скучно и однообразно они живут, и говорила впоследствии: «Вообразите, они были совершенно лишены обыкновенных человеческих слабостей. Месье Ульянов не пил, не курил. Он каждый день уходил в библиотеку или на собрание, а оттуда сразу же шел домой».

Но их жизнь была спокойной и размеренной только на поверхности. В недрах их существования клокотал вулкан. В редакционной коллегии «Социал-демократа» шла непрерывная борьба за влияние. Постепенно налаживались связи с Россией; нелегально пересекая границу, туда и оттуда сновали курьеры с партийными поручениями. Прибывали новые политические эмигранты, и все больше посетителей поднималось теперь по лестнице на второй этаж в ленинскую тесную квартирку на рю Мари-Роз. Заявившись вечером, они могли застать там такую сцену: Крупская сидит, склонившись над столом, расшифровывает или зашифровывает письма, а Ленин в это время играет в карты с тещей. Дело в том, что мать Крупской постоянно жаловалась на скуку парижской жизни, и чтобы как-то ее развлечь, Ленин играл с ней в карты. Как правило, он нарочно проигрывал, а она, грустно покачав головой, каждый раз говорила: «Разве это возможно, чтобы такой умный человек, как вы, проигрывал старой, немощной старухе?»

К столу приглашали только избранных. Среди таковых наиболее частыми гостями были Мартов и Зиновьев. Позже очевидцы вспоминали, что Мартов терпеть не мог мыть посуду, а Ленин, наоборот, получал от этой процедуры огромное удовольствие. Мартов мечтал о времени, когда наконец изобретут электрическую чудо-машину, которая будет мыть тарелки и чашки. Ленин на это замечал: «Да, но пока мы должны смириться с прискорбным отставанием в развитии науки и пользоваться единственными доступными для нас средствами, а именно, нашими собственными руками».

Ленин исколесил на велосипеде весь Париж: так он изучал город. Велосипед стал для него любимым видом транспорта, его игрушкой, его страстью. Рю Мари-Роз была небольшой тихой улочкой, какой она до сих пор и осталась. Автомобили по ней ездили редко, пешеходов было мало, и Ленин иногда выкатывал из подвала свой велосипед и начинал его разбирать прямо на тротуаре. Он любовно чистил его, смазывал маслом детали. Закатав рукава, чтобы не испачкаться, он весь уходил в работу, как настоящий умелец, который живет исключительно этими гайками и подшипниками. Как-то раз, проезжая на велосипеде небольшой городок Жювизи, что расположен недалеко от Парижа, он едва не попал в катастрофу, которая могла стоить ему жизни. На его велосипед со всей скоростью наскочил автомобиль. Ленин успел вовремя отпрыгнуть в сторону, а от велосипеда остались искореженные металлические обломки. За рулем авто сидел виконт. Ленин подал в суд на него и выиграл дело. В качестве возмещения нанесенного ущерба он получил изумительный новенький велосипед. Но еще долго после этого он ворчал и жаловался, что некоторые виконты носятся везде как угорелые, да еще на таких мощных автомобилях.