отказала. Брогомир тоже ничего не говорил. Никто не говорил, — он поднял кулаки, тело дрожало от гнева. — Почему ты не говорила нам?

Челси покачала головой.

— Я не могла так рисковать.

— Как рисковать? — закричал Фредрик. — Он — император! И он любил тебя! Я всегда думал, ты убежала, потому что наш отец был опасным, но дракон, которого я встретил сегодня с Джулиусом, не был таким. Его мать такая, но даже она слушается Золотого Императора. Все слушаются. Он мог нас спасти! Почему ты убежала от него?

— Потому что он был опасен!

Челси все время пыталась быть спокойной, но, чем больше Фредрик, ее сын, обвинял ее, тем больше она срывалась.

— Думаешь, я хотела этого для вас? — заорала она. — Чтобы вы со мной были под каблуком Бетезды? Если бы был другой путь, я бы убила ради него, но его не было. Я скрывала это не потому, что хотела. Я не могла никому сказать правду, потому что только тайной могла уберечь вас.

— Уберечь от чего? — спросил Джулиус.

Челси бросила на него взгляд, который мог убить, чтобы он не лез, но Джулиус не хотел отступать. Все держались подальше от этой проблемы слишком долго. Это будет больно, но если у них был шанс все исправить, он не мог отступать.

— Фредрик прав, — твердо сказал он. — Цилинь — не мстительный дракон. Если бы он знал, что у него есть дети, он пришел бы ради них и тебя. Он был бы расстроен из-за лжи, но не был бы жестоким.

— Сян не бывает жестоким, — сказала Челси, ее голос дрогнул на имени императора. — Я переживала не из-за него, а из-за его магии. Я слышала, что он рассказал тебе, как работает удача Цилиня, но вы знаете, почему у него эта сила?

— Он унаследовал это от отца, — сказал Джулиус.

— Именно, — сказала Челси. — Магия Золотого Императора уникальна среди драконов. Когда пророк умирает, эта сила перерождается в драконе подходящего пола, который вылупляется первым после его смерти. Если рассчитать время, любой клан драконов может получить пророка, но сила Цилиня другая. Она была выращена. Сян рассказал мне, что его клан всегда был с магией удачи, но сила была ненадежной. Чтобы решить эту проблему, его предки соединяли семьи, укрепляя магию их клана в одного идеального дракона, первого Цилиня.

Джулиус был другого мнения об «идеальности» магии Цилиня, но Челси не закончила.

— Та идеальность неестественна, — продолжила она. — Как красивый сад, она тщательно поддерживается. Чтобы вся магия перешла из одного поколения в другое, каждый Цилинь создаёт только одного ребёнка, и только после сложной церемонии с парой, выбранной за ее способность завершить магическое испытание — выносить яйцо Цилиня. Даже тогда императрица не откладывает яйцо, пока Цилинь не умирает, чтобы весь его огонь передался, — она вздохнула. — Уверена, вы понимаете, куда все идет.

Джулиус кивнул, взглянув на Фредрика, который был старшим из кладки в двадцать. Несмотря на его золотые глаза, он не был Цилинем.

— Ты отложила слишком много яиц.

— Это меньшее, что я сделала, — гневно сказала Челси. — Когда я забеременела, я нарушила род. Даже с удачей Золотого Императора нужно безумно много готовиться, чтобы устроить благоприятные условия, чтобы создать нового Цилиня. Каждый император получает лишь один шанс передать огонь, и я забрала его.

— Как ты можешь так говорить? — просил Джулиус. — Ты ведешь себя так, словно это твоя вина, но для кладки нужно два дракона, и это его род. Я знаю, ты говорила, что вы были юными и глупыми, но…

— Не такими юными и глупыми, — рявкнула Челси. — Я была твоего возраста, когда отправилась в Китай, но я знала, откуда берутся яйца. Драконши не должны быть плодовитыми до сотни лет. Даже так нужен брачный полет, потому мы с Сяном все время оставались в обликах людей. Я не должна была забеременеть, но я — дочь Бетезды и в таком плане, потому что это случилось.

— Это все еще не твоя вина, — мягко сказал Джулиус. — Невозможное сбывается из-за Цилиня, — а он был счастлив с Челси, так что его удача работала на полную. — Он хотел детей?

Было сложно видеть в темноте, но Джулиус мог поклясться, что его сестра покраснела.

— Он сказал как-то раз, что хотел, — тихо сказала она. — Мы оба знали, что это было невозможно. Поддержание огня Цилиня и передача его следующему поколению — священный долг Золотого Императора, и Сян всегда выполнял долг. Но, даже когда знаешь, что что-то не может произойти, ты не можешь помешать себе хотеть этого.

Ее губы изогнулись в намеке на улыбку.

— Я думала, это было мило. Когда я сказала ему, что тоже хотела детей, он испугался. Он сказал мне не давать ему надежду. Тогда я думала, что это напрасная паника, а потом поняла, как мало контроля у Сяна над его удачей. Если он чего-то хочет, даже подсознательно, даже если он знает, что это плохая идея, магия Цилиня делает это возможным. И когда он сказал, что хотел семью.

— Он ее получил, — Джулиус вздохнул.

Челси кивнула, опустив голову, глядя пристыженно на пол.

— Я должна была понять это раньше. Я не должна была поддерживать его, но не понимала. Я думала, пока мы вместе, мы все сможем, но мы не смогли. Из-за нашего эгоизма род Цилиня навеки прерван. Даже если Сян найдет идеальную пару с идеальной родословной и идеальным контролем, другого золотого дракона больше не будет.

— Это ужасно для них, уверен, — прорычал Фредрик. — Но при чем тут мы? Вред уже нанесен. Почему мы должны страдать за это?

— Потому что вред не закончен, — Челси вскинула голову. — Вы не понимаете? Цилинь не управляет своей удачей. Так я забеременела, хоть это было невозможно. Потому что Сян тайно хотел семью, и его магия дала ее ему. Что сделает его магия, когда Цилинь поймет, что нарушил свой священный долг?

Джулиус прикусил губу.

— Она взорвется.

— Именно, — сказала Челси. — Удача Цилиня делает его счастливым. Это включает и исключение поводов для несчастья. Сяна растили всю жизнь с верой, что он — хранитель бесценного дара. Когда он поймет, что этого уже нет, будет не важно, что убийство ничего не изменит. Пока ты и твои братья и сестры — живое воплощение его поражения, его удача будет пытаться убрать вас, и она не сделала этого до сих пор, потому что он не знает.

Пока она говорила, Джулиусу было все больше не по себе.

— Потому ты убежала, — тихо сказал он. — Потому он думает, что ты