с худым и властным — этого не скрадывало даже расстояние — лицом. Марк Силий! Гэл был о нем премного наслышан…

Приближаясь к запершим ущелье врагам, легионеры разразились низким глухим ревом. Судя по всему, они собирались с ходу прорубиться сквозь выставленный заслон и шагать дальше, не особенно замедлив движение. По крайней мере, колонна не прибавила и не убавила шагу.

Кого Боги надумали погубить, тех они для начала лишают рассудка! Кормак никогда не слыхал этой римской пословицы, но его посетила мысль, что великий Силий был, не иначе, безумен. Ох, эта римская самонадеянность!.. Марк привык одним пинком расправляться с трепещущими племенами изнеженного Востока. У людей Запада железо начиналось прямо под кожей, а он не сумел этого распознать…

Вот от колонны отделилась стайка всадников и поскакала прямо в теснину, но это был лишь дразнящий маневр. С громкими насмешливыми криками они развернули коней в трех длинах копья и метнули свои дротики, простучавшие безвредным дождиком по сомкнутым щитам молчаливых северян. Предводителю всадников показалось этого мало; дерзость подвигла его снова выслать коня и ткнуть копьем Куллу прямо в лицо. Широкий щит отвел наконечник в сторону, и Кулл с быстротой змеи ударил в ответ. Тяжелая булава разнесла и шлем, и череп под ним, словно яичную скорлупу. Удар был до того страшен, что даже конь упал на колени. Норманны отозвались коротким яростным вскриком, а стрелки-пикты восторженно взвыли и осыпали удалявшихся всадников меткими стрелами. Люди вереска добыли первую кровь! Добрая примета!

Надвигавшиеся римляне закричали в ответ, грозя жестоко отомстить за этот урон, и прибавили шагу. Напуганный конь пронесся мимо; с седла, застряв ногой в стремени, свисало жуткое нечто, совсем недавно бывшее человеком…

И вот самая первая шеренга легионеров, стиснутая в узком ущелье, врезалась в стену щитов… Врезалась, громыхнула — и откачнулась назад! Щиты же северян не сдвинулись ни на дюйм. Это, между прочим, был самый первый раз, когда римские легионы столкнулись с подобным воинским строем, — древнейшим и непреодолимым строем воинов-ариев, предшественником спартанского полка, фиванской фаланги, македонского строя и, наконец, каре англичан.

Щиты грохали о щиты, короткий римский меч искал щелку в сплошной железной стене. Копья викингов торчали густой щетиной, они мелькали, кололи и обагрялись. Тяжелые секиры ходили вверх-вниз, врубаясь в железо, круша кости и плоть. Кормак видел, как на самом острие клина рубился Кулл. Атлант возвышался над коренастыми римлянами, каждый его удар обрушивался разящей молнией. Вот на него кинулся могучий центурион и, прикрывшись щитом, попытался пырнуть снизу вверх… Страшная булава сломала меч, разнесла вдребезги щит, смяла шлем и вогнала пробитую голову в плечи — и все это с одного замаха.

Передовые шеренги римлян прогибались, как железная полоса, угодившая на стальной клин, легионеры силились оттереть защитников теснины от каменных стен и окружить. Однако горло было слишком узким, к тому же по стенам засели пикты, и их черные стрелы смертоносным дождем сыпались на врага. На таком близком расстоянии они пробивали щиты и нагрудники, насквозь пронзая тела. Наконец первая волна римлян отхлынула прочь — разбитая и в крови. Северяне переступили через немногих своих павших, смыкая прорехи в стене. Против них осталась лежать на земле цепочка мертвых окровавленных тел — багровая пена прилива, что разбился о стоявших в горловине и был вынужден отступить.

Тут Кормак вскочил, размахивая руками. Это был условленный сигнал, и, заметив его, Домнейл с остальными гэлами выскочили из укрытия и погнали коней вверх по внешнему склону. Когда они выстроились на самом верху, Кормак вскочил на свою лошадь и нетерпеливо глянул на противоположный кряж. На восточной стороне долины покамест не было видно никаких признаков жизни…

Где же Бран? Где бритты?

А внизу, в ущелье, легионеры, взбешенные нешуточным сопротивлением плевого с виду отряда, но по-прежнему не подозревая о западне, перестраивались для нового удара. Повозки, замедлившие было ход, снова катились, и было похоже, что колонна изготовилась попросту смести числом и затоптать вставших у нее на дороге. Выставив вперед центурию галлов, она снова пошла в наступление. На Кулла и его людей двигался живой таран, разгоняемый всей массой многосотенного войска. Сейчас он проломит стену щитов, опрокинет северян и прокатится по их залитым кровью останкам…

Люди Кормака так и дрожали от нетерпения. И вдруг Марк Силий повернулся и посмотрел на запад, прямо туда, где на фоне неба четко виднелась цепочка всадников. Расстояние было порядочное, но Кормак вполне рассмотрел, какой бледностью покрылось его лицо. Римский полководец наконец-то понял, что здешний народ пинком не разгонишь. И еще он понял, что как раз поставил ногу в капкан. Можно было спорить на что угодно, что как раз сейчас воображение рисовало ему ужасающие картины. Поражение — бесчестье — кровавая смерть!

Самое страшное, что отступать было слишком поздно. Слишком поздно прикрываться повозками и перестраиваться в каре для обороны. Оставался только один путь к спасению — и Марк, которого одна допущенная ошибка не делала менее искусным и опытным полководцем, его разглядел. Кормак услышал его голос, прозвучавший сквозь шум битвы, как зычная боевая труба. Гэл не понял слов, однако догадался, что римлянин призывал своих людей умножить усилия и вышибить из теснины загородившую ее пробку. Сломить северян, прорубить дорогу и убраться из ловушки прежде, чем та успеет захлопнуться!

Теперь и легионеры осознали грозившую им опасность — и что было сил обрушились на врага. Их натиск был страшен. Стена щитов закачалась… но и в этот раз выстояла. Перекошенные лица галлов, смуглые итальянские лица — и по другую сторону — горящие глаза северян… Сомкнув щиты, они рубили и убивали и сами умирали в багровом вихре сражения. Вздымались и падали окровавленные секиры, наконечники копий роняли алые капли и ломались об иззубренные мечи…

Но где же, где, во имя всех Богов, застрял Бран с колесницами? Еще несколько минут, и удерживать горловину станет попросту некому! Их потери и так были очень заметны, и это при том, что они всякий раз заново смыкали щиты и стояли, как выкованные из железа. Свирепые северяне умирали, ни на шаг не сходя с места. И среди золотоволосых голов металась черная львиная грива — это Кулл без устали орудовал окровавленной булавой, только дождем разлетались по сторонам брызги крови и чьих-то мозгов…

Пора было принимать решение, и Кормак принял его.

— Их там всех перебьют, пока мы ждем сигнал Брана! — закричал он. — Вперед! За мной, сыны гэлов! За мной — в преисподнюю!

Безумный рев был ему ответом. Дав повод