— Но ты же сам сказал… пусть он в прошлом жертва сексуального насилия, но Кэтрин-то Маркус изнасилована не была! Ерунда получается, сержант!

— Да, может, он обошелся без прямого насилия.

— Нет следов спермы.

— Но лил дождь.

— Не там, где было обнаружено тело. Во всех непреднамеренных убийствах на сексуальной почве следы семени — непременная слагаемая общей картины. В девяноста девяти и девяти десятых процента аналогичных случаев это так. Ну а в нашем случае где эти следы?

Опустив голову, Уайти ладонями побарабанил по фонарю.

— Ты дружил с отцом жертвы и потенциальным подозреваемым, когда вы были…

— О, да брось ты…

— …детьми. Это тебя компрометирует. И не говори мне, что это не так. Это твой крупный недостаток.

— Мой крупный — что? — Шон понизил голос и опустил руки. — Послушай, — сказал он, — я с тобой просто не согласен насчет портрета подозреваемого. Я же не утверждаю, что, уличи мы Бойла в чем-то помимо нескольких непоследовательностей, я выступлю против и стану препятствовать аресту. Ты знаешь, что это не так. Но если ты сейчас представишь свои улики окружному прокурору, знаешь, что он сделает?

Ладони Уайти сильнее забарабанили по фонарю.

— Нет, правда, знаешь, что он сделает? — повторил Шон.

Потянувшись, Уайти прерывисто зевнул. Он встретил взгляд Шона, устало нахмурившись.

— Я понял, но… — Он поднял палец. — Но знай же ты, доморощенный юрист, что я собираюсь отыскать палку, которой ее били, или пушку, или одежду всю в крови. Не знаю, что именно, но что-нибудь я да отыщу. А отыскав, прищучу этого твоего дружка.

— Никакой он мне не дружок, — сказал Шон. — Выходит, у тебя уже все решено? Тогда мне остается проявить сноровку и опередить тебя.

Уайти оторвался от фонаря и приблизился к Шону.

— Не компрометируй себя этим, Дивайн, потому что тогда ты и меня скомпрометируешь, и я тебя урою. Оформлю тебе перевод в какую-нибудь дыру в Беркшире, и будешь там ковыряться со снегоходом.

Шон провел рукой по лицу, взъерошил волосы, пытаясь прогнать усталость.

— Баллистическая экспертиза, наверное, уже вернулась, — сказал он.

Уайти отступил на несколько шагов.

— Да, я туда и направляюсь. Лабораторные исследования отпечатков пальцев тоже должны уже находиться в компьютере. Хочу просмотреть их. Надеюсь, нам повезет. Твой сотовый при тебе?

Шон похлопал себя по карману:

— Ага.

— Я позвоню тебе попозже. — И, повернувшись к Шону спиной, Уайти направился по Кресент к полицейской машине. Шон же, словно холодным душем обданный разочарованием начальства, острее, чем утром, почувствовал реальную шаткость своего положения полицейского на испытательном сроке.

Он вернулся по Бакинхем к дому Джимми, как раз когда Дейв вместе с Майклом спускались с крыльца.

— Домой собрались?

Дейв остановился.

— Ага. Просто поразительно — Селеста с машиной еще не вернулась.

— Ну, я уверен, что ничего не случилось.

— Конечно, — сказал Дейв, — кроме того, что я должен идти пешком, а так — ничего.

Шон рассмеялся:

— Ну что такого? Пройти кварталов пять, наверное?

Дейв улыбнулся:

— Не скажи. Почти шесть, если уж точно.

— Ну, вам лучше отправляться, — сказал Шон, — пока еще не совсем стемнело. Крепись, Майк.

— Пока, — сказал Майкл.

— Всего хорошего, — сказал Дейв, и они расстались возле крыльца, причем шаги Дейва, от пива, выпитого у Джимми, как решил Шон, были не совсем твердыми. Если ты и впрямь это сделал, Дейв, тебе сейчас алкоголь лучше исключить. Начни мы с Уайти охоту за тобой, и тебе понадобится каждая твоя извилина в наилучшем состоянии. Все твои проклятые умственные ресурсы.

* * *

Вода в Тюремном канале в этот вечерний час казалась серебристой, солнце село, но в небе еще брезжил свет. Правда, верхушки деревьев в парке уже накрыла тень, и экран кинотеатра издали тоже выглядел темным. Селеста сидела в машине, глядя со стороны Шомута вниз на канал, парк и Ист-Бакинхем, теснящийся за ним на горе, похожей на огромную мусорную кучу. Плешку отсюда почти полностью скрывал парк — торчали только отдельные шпили и крыши самых высоких зданий. Стрелка же над нею высокомерно поглядывала вниз с мощеной и ухоженной крутизны.

Селеста даже не помнила, как попала сюда. Она завезла платье одному из сыновей Брюса Рида, парню, облаченному в похоронное черное одеяние, но так гладко выбритому и с такими молодыми глазами, что казалось, ему больше пристало организовывать не похороны, а вечеринки. Она отъехала от похоронного бюро и очнулась где-то на задах давно закрытого железоделательного предприятия Айзека. Кругом тянулись похожие на ангары склады и проржавевшие кучи железа, а глаза ее были устремлены на медленные воды канала, плещущие о шлюзы гавани.

С тех пор как она случайно подслушала разговор двух полицейских насчет машины Дейва — их машины, той самой, в которой она сейчас сидела, она была как пьяная, но не приятно пьяная, когда чувствуешь внутреннюю свободу и легкость во всем теле, а кругом звучит негромкий и мягкий гул. Нет, чувство было такое, будто она всю ночь глушила какое-то мерзкое дешевое пойло, после чего, вернувшись домой, отключилась, а потом очнулась со все еще спутанным сознанием и плохо ворочающимся языком, вся словно отравленная, ничего не соображающая, отупелая и не способная ни на чем сосредоточиться.

«Вы напуганы», — сказал полицейский, так четко определив самую суть ее состояния, что ответить она могла лишь таким же четким и воинственным отрицанием: «Нет, я не напугана». Так говорят дети: «Нет, не напугана», «Нет, напугана», «Нет», «Да. Я знаю, что да», «Это вы так думаете». И так далее, до бесконечности.

Она была напугана. Она была в страхе, в ужасе. От страха у нее тряслись поджилки и плавились кости.

Она поговорит с ним, уверяла она себя. В конце концов, это же по-прежнему ее Дейв. Хороший отец. Мужчина, ни разу за все годы, что она его знает, не поднявший на нее руки, не проявивший склонности к насилию. Да что там! Ни разу не пнувший дверь ногой, не стукнувший кулаком. Конечно же еще не поздно ей с ним поговорить.

Она скажет: «Дейв, чью кровь я отстирывала с твоей одежды?»

Дейв, спросит она, что на самом деле произошло в субботу вечером?

Мне ты можешь рассказать все.

Так она и сделает. Поговорит с ним. Бояться его у нее нет причины. Ведь это же Дейв. Она любит его, а он любит ее, и все как-нибудь утрясется. Она в этом уверена.

И все же она стояла там, на берегу канала, загроможденном заброшенным, уже давно не работавшим заводом, купленным каким-то застройщиком, собиравшимся превратить место в автомобильную стоянку, если стадион разместится на другой стороне. Она глядела через канал на парк, в котором убили Кейти Маркус. Она ждала, чтобы кто-нибудь вновь научил ее движению.