Любовь Николая Петровича к чистоте и порядку иной раз вызывала улыбки:

«Перед его приходом мы лишний раз протирали тряпочками мебель, раскладывали вещи по местам. Папа не мог терпеть грязной обуви, и дело нередко доходило до того, что он брал сапожную щетку и начинал наводить блеск на ботинках, сапогах, туфлях. Однажды к нам приехал сапожник „Спартака“.

Пока мы беседовали с ним в гостиной, папа вышел в прихожую, взял грязные ботинки сапожника и стал их приводить в порядок. Когда сапожник увидел в руках начальника команды свою обувь, то чуть в обморок не упал. Зато потом он всегда приходил к нам в начищенных ботинках».

Если уж в обращении с обувью Николай Петрович был педантичен, то что говорить о работе с документами! В нашем распоряжении оказалось немало бумаг, хранившихся в офисном столе начальника команды. Вот списки, датируемые самым началом 1992 года. Весь состав разбит на четкие столбики: кого заявляют в высшую лигу, кого во вторую, в дубль «Спартака», за кого надо расплатиться с другими клубами, кто болен или травмирован, кто из принадлежащих красно-белым игроков находится за рубежом… Такая же ясность и с другими листками более раннего периода — характеристики футболистов для выезда за границу, распоряжения по поводу новичков, вызванных на просмотр, и т. д.

Девяностолетие было отмечено небольшим приемом и фуршетом в клубном офисе, разумеется, состоялись и домашние торжества. Но пришлись они на непростую для футбола пору: распался всесоюзный чемпионат, а ведущие московские клубы, включая «Спартак», высказались за то, чтобы разыгрывать первенство России. Требовалось решить многие организационные вопросы, а в этом компоненте опыт Старостина был бесценен. Кстати, Николай Петрович был в числе тех, кто подписывал предложения проводить самостоятельный чемпионат.

В 1992-м произошли структурные изменения и в самом «Спартаке». В духе демократии вопрос об уходе Юрия Шляпина с поста президента клуба решался на открытом собрании команды, даже журналисты присутствовали. В итоге совмещать две должности стал Олег Романцев.

Три первых чемпионата России «Спартак» уверенно выиграл, однако можно говорить о том, что влияние Николая Петровича в руководстве клубом постепенно стало ослабевать. И дело здесь не в том, что в какой-то момент его пересадили из более престижного «БМВ» на простые отечественные «жигули». Уж по части автомобилей начальник команды никогда не был привередлив. Хотя, по рассказам окружения, водитель Ильин утверждал: «Дед сам во всем виноват! Что он, не видел — к чему это ведет? Ему бы стукнуть кулаком по столу…» Вот только решающее слово на внутренней кухне постепенно стали произносить другие.

И здесь нет противоречия с тем фактом, что в 1993-м во время референдума именно Старостин вместе с Эльдаром Рязановым, Константином Кинчевым и Николаем Караченцовым публично выступил в поддержку президента России Бориса Ельцина, призвав подтвердить доверие ему вариантом ответов: «Да — да — нет — да». К слову, это вовсе не было попыткой «прогибаться под изменчивый мир», просто уж очень не хотелось возвращаться к прежней модели. Только для данной акции больше требовались представительские функции, которых, разумеется, Николая Петровича никто не лишал. Но «Спартак» переставал быть тем, чем был, и это не могло не тяготить.

Племяннику Андрею запомнилось, как однажды он навестил дядю в кабинете на Коптельском. Было холодно, Николай Петрович сидел один, не снимая пальто. Тогда он еще переживал за внучку Катю, у которой был непростой период в семейной жизни.

Осенью 1995-го, когда «Спартак» лишился чемпионского трона и среди болельщиков пошли разговоры о каких-то неладах в клубе, Алексей Холчев по поручению газеты «Деловой мир» попытался взять у Старостина интервью. Но неожиданно для себя столкнулся с резким отказом: «Разговора у нас не получится. Я не хочу в конце жизни наживать себе врагов».

Незадолго до кончины Николая Петровича положили в больницу, но последние дни он провел дома. Смерть встретил в окружении домочадцев, в сознании и полном понимании того, что происходит. И 15 февраля 1996-го, в субботу, без всяких средств массовой информации разнеслась по футбольному миру весть: «Старостина не стало». Мы узнали об этом утром, в спартаковском манеже, где проходил очередной тренировочный матч.

А через два дня в этом же манеже был установлен гроб, окруженный венками. Сколько раз за свою жизнь Николай Петрович провожал родных и близких в последний путь! Наталье Петуховой запомнилось, что на траурных церемониях он всегда говорил не «прощай», а — «до свидания». И вот теперь эти слова обращались к нему.

Многих удивило, что в Сокольниках не было футбольной команды. У «Спартака» были запланированы зарубежные сборы, и дату вылета переносить не стали: то ли чтобы не ломать график подготовки, то ли из-за желания избежать лишних организационных проблем и финансовых потерь. В любом случае, выглядело это как-то неправильно. Ведь даже Бесков, невзирая на прошлые разногласия и обиды, приехал на край Москвы, чтобы положить у гроба розы.

Место на Ваганьковском кладбище Николаю Петровичу подобрали соответствующее — на центральной аллее.

Позже всех среди братьев и сестер Старостиных покинула этот мир Вера Петровна — в 2002-м, в возрасте восьмидесяти восьми лет. Похоронили ее в ограду к Александру и Андрею, а еще через четыре года там же нашел последний приют ее сын — Александр Попов.

Между рождением старшего брата и кончиной младшей сестры уместился ровно век.

Много всего было на этом веку, а потому в сюжет органично вписывались картины, до крайности не похожие одна на другую. Легко, например, представить и Андрея, в голодные годы носившего отцовские сапоги и френч не по размеру, и Николая, преуспевающего функционера, в роскошной меховой шубе. Они передвигались по Москве и прицепившись к трамваю, и на комфортабельных иномарках. Их собеседниками были и обитатели тюремных камер, и первые лица государства.

Героев этой книги нельзя назвать умельцами на все руки. Более того, для подготовки праздничного стола специально приглашались поварихи, а на даче никто не занимался выращиванием даже самой заурядной зелени, все овощи покупались у соседей. Братья не водили машину, музыкальные способности большинства, как говорилось ранее, тоже оставляли желать лучшего. Однако им от природы дан был больший дар: очаровывать окружающих неповторимым обаянием, надежностью. Это позволяло им настраиваться с собеседниками на волну, необходимую для того, чтобы дело спорилось.

Если искать ключевое слово для постижения феномена Старостиных, то оно будет простым и понятным: семья. Вполне вероятно, что те же Николай и Андрей заслуживали бы в серии «Жизнь замечательных людей» отдельного тома каждый. Но отрывать их друг от друга, а также от остальных братьев, Александра и Петра, было бы неправильно.

Конечно, с уходом старшего поколения исчезала и сложившаяся иерархия, о которой Елена Николаевна говорила:

«Моего папу главой семейства признавали не только мы с мамой и сестрой, но и его братья и сестры. Ведь когда умер Петр Иванович, папе было всего восемнадцать лет. На его попечении оказались три брата и две сестры. И он стал для них, по сути, вторым отцом. Все мои дяди и тети, даже будучи взрослыми, всегда ценили заботу старшего брата, считались с его мнением, признавали его главным в семье и при решении серьезных вопросов побаивались лишний раз возразить ему.