— Осел на смерче! — фыркнул Нимрод. — Ну и ну!

— Все когда-то случается в первый раз, — промолвил господин Ракшас. — Даже с ослами. Если ирландцы заметят, что он свалился к ним с неба, они непременно назовут его Ирландским Пегасом.

— Отлично, — сказал Нимрод. — Мы тоже будем так его называть. Поехали, Пегасик.

Все уже распрощались, но Филиппу, которая должна была управлять детским смерчем первую треть пути, внезапно остановил Джалобин:

— Эй, дети, вы ничего не забыли? Вы трое по-прежнему смуглы, как индийцы. И, что еще важнее, я тоже. Я хотел бы обрести мой природный цвет кожи, мисс Филиппа. Хотя должен признать, что и мне самому, и моему пищеварительному тракту очень понравилась индийская еда. Вообще, это был бесценный опыт, поскольку, оказавшись в чужой стране, я не был иностранцем. Обидно, что я усвоил некоторые истины слишком поздно. Но я есть только то, что я есть: толстый, лысеющий, розовощекий юнец из Мосс-сайда.

— Я думал, что вы родом из Манчестера, мистер Джалобин, — сказал Джон.

— Мосс-сайд и есть Манчестер, сынок. Запомни это крепко-накрепко.

Дети взялись за руки, каждый произнес свое слово-фокус — и Джалобин вновь стал европейцем, а они американцами. По счастью, знание — не цвет кожи, и его нельзя отменить даже с помощью джинн-силы. Так что способность разговаривать на хинди осталась при них, а это безусловно очень кам ка(полезно), поскольку на хинди в мире говорит чуть ли не миллиард человек.

Джинниоры снова распрощались со своими старшими спутниками, и Филиппа, готовясь к вылету, начала закручивать смерч.

— Не летите слишком быстро, особенно над штатом Оклахома, — прокричал им вслед Нимрод, но ветер отнес его слова прочь, и дети, уже устремившиеся на восток, их не расслышали. Они просто махали сверху трем оставшимся на скале фигуркам, а те уменьшались с неимоверной быстротой.

— Я буду скучать по этим детям, — сказал Джалобин.

Господин Ракшас снял тюрбан, достал хранившуюся там Королеву-кобру и стал задумчиво ее рассматривать.

— Я этим детям обязан жизнью, — тихо сказал он.

— Что вы намерены делать с амулетом? — спросил Нимрод.

На изумрудную голову кобры упал солнечный луч. Господин Ракшас еще немного подержал амулет в руках и бережно протянул Джалобину.

— Держите, — сказал он. — Вы же сильный. Сломайте эту штуку. Отсеките змее хвост.

— Вы уверены? — спросил Джалобин.

— Вполне.

Джалобин выполнил его просьбу: разломал Королеву-кобру на три части — золотое тело, изумрудная голова и хвост из зубов мудрости — и вручил все это обратно старику.

— В Индии много бедных людей, — произнес господин Ракшас и, несколько раз подбросив изумруд точно мячик, положил его в карман. — Сделаем из одного камня полдюжины и продадим их вместе с золотом, а деньги отдадим беднякам. Что касается моих зубов… — Он покачал головой. — Лучше всего выбросить их где-нибудь по пути домой. В Средиземное море, например. Или в пролив Ла-Манш. Чтобы они не достались больше никому. Никогда.

Филиппа управляла смерчем до Хаконе, заповедника с горячими источниками рядом с Фудзиямой, самой высокой горой Японии. В этой стране дети давно мечтали побывать и с радостью остались бы там подольше, но близнецы все-таки очень соскучились по родителям и хотели скорее попасть домой. Из Японии смерч повел Джон, и следующая посадка состоялась на острове Мауи, который находится в северной части Гавайев, примерно на середине Тихого океана. Здесь невидимый штурвал принял Дыббакс и направил смерч к Западному побережью Соединенных Штатов, в городок Палм-Спрингс.

— Даже странно как-то возвращаться домой, — признался он. — После всего, что случилось…

Филиппа кивнула, надеясь, что Дыббакс поймет и примет ее сочувствие. Она не забыла, что лучший друг Дыббакса, Брэд, и его отец были убиты в Палм-Спрингс.

— Ты готов общаться с полицией? — спросил Джон.

— Почему бы нет? — хладнокровно сказал Дыббакс. — Я же джинн, верно? — Он рассмеялся. — Если они станут задавать слишком много щекотливых вопросов, я заставлю их исчезнуть.

Филиппа и Джон переглянулись. Иногда трудно было понять, шутит Дыббакс или говорит всерьез.

— А мама-то твоя как будет рада! — оживленно сказала Филиппа, которой все-таки безумно хотелось узнать, о чем говорили сегодня Дыббакс с Нимродом.

— Угу, — неуверенно подтвердил Дыббакс и улыбнулся, только когда койот нежно лизнул его в руку. — Я назову его Колин. И поселю в своей комнате. — Он ласково потрепал зверя по холке и за ушами. — Бедняга. Столько лет был шубой. Тебя нужно хорошенько откормить. — Но койот вряд ли был голоден, поскольку едва они вылезли из лифтовой шахты розового форта на солнечный свет и Дыббакс смог наскрести хоть немного джинн-силы, он принялся кормить своего питомца, и тот уже сожрал три сочных бифштекса.

Держать койота дома, как кошку или собаку? Филиппа невольно задавалась вопросом, как отреагирует на это мама Дыббакса. Не рассердится ли? А может, Дыббакс нарочно это задумал, чтобы ее рассердить? Самой Филиппе доктор Сахерторт очень нравилась. Что же она такое сделала? Почему Дыббакс так на нее злится? И когда они наконец приземлились — прямо за домом Дыббакса, на поле для гольфа, — она больше не могла сдерживаться и спросила его об этом напрямик.

— А разве ты никогда не злилась на родителей? — спросил он вместо ответа. Дети уже шли по зеленому газону, и Дыббакс пинал мячи для гольфа, то и дело попадавшиеся ему под ноги.

— Конечно, всякое бывало, — сказала Филиппа. — Но одно дело злиться, а другое дело мстить. Ты сказал Нимроду, что она виновата и заслужила не знать, где ты находишься. Разве это не месть?

— Послушай, Фил, — сказал Дыббакс, когда они уже подходили к дому. — Мы ведь столько пережили вместе. Мы — друзья. Да?

Близнецы кивнули.

— Так давайте не портить нашу дружбу. Не надо спрашивать о том, о чем я не готов говорить. В ашраме я сделал одно важное открытие. Я понял, как связано кое-что… некоторые события… Короче, это случилось давным-давно и имеет отношение ко мне и моей семье. Я расскажу вам об этом, обещаю. Но не сейчас, ладно?

— Ладно, — ответили близнецы и проследовали за Дыббаксом в дом, выстроенный в стиле мексиканской гасиенды.

Увидев Дыббакса, доктор Сахерторт вскрикнула и бросилась его обнимать.

— Где же ты был? — повторяла она, и из глаз ее катились слезы. — Я уже думала, что никогда тебя не увижу. Я так за тебя боялась…

Несколько секунд Дыббакс мужественно терпел материнские объятия, а потом вывернулся из ее рук и принялся рассказывать обо всем, что с ними произошло. Джон с Филиппой тоже изредка вставляли свои комментарии. Пока он говорил, доктор Сахерторт с тревогой посматривала то на койота, то на близнецов. Когда Дыббакс закончил свой рассказ, доктор Сахерторт и не подумала наказывать сына. Теперь ее, похоже, беспокоила ситуация, которая ожидала близнецов в Нью-Йорке.