«Если ты любезничаешь с одним женатым мужчиной, что помешает тебе заниматься тем же с другим?» – раздраженно подумал Сесил.

Вслух же он, естественно, сказал другое:

– Ваше величество, без нашей поддержки герцог Арранский не победит, а он самый благоприятный для нас претендент на шотландский трон. Если этот человек поведет нашу армию к победе и вы решитесь выйти за него, то мы обезопасим Англию от угрозы французского вторжения, причем навсегда. Если вы сделаете это, то превзойдете всех королей и королев, правивших до вас. Слава Елизаветы затмит даже ту, которая досталась вашему отцу. Обезопасьте Англию от французской угрозы, и вас запомнят навсегда. Все остальное забудется. В людской памяти вы останетесь спасительницей Англии.

– Я встречусь с герцогом, – пообещала Елизавета. – Можешь мне верить, Сесил. Интересы страны для меня превыше всего. Я переговорю с ним и тогда решу, как мне поступить.

На алтарь королевской часовни в Хэмптон-Корте вновь поставили распятие, принесенное из кладовой и начищенное до блеска. Огарки заменили новыми свечами. После летних странствий по дворцам, охот и празднеств королевский двор вдруг охватило религиозное рвение. Приходя на мессу и покидая часовню, Елизавета склонялась перед алтарем и осеняла себя крестным знамением. У входа появилась чаша со святой водой. Протестантская душа Екатерины Ноллис не могла этого вынести, поэтому женщина каждое утро демонстративно покидала дворец и ехала в Лондон, чтобы помолиться в реформированной церкви.

– Что все это значит? – полюбопытствовал у королевы сэр Фрэнсис Бэкон, когда они стояли возле открытой двери часовни и смотрели, как певчие чистят перила алтаря.

– Подачка, – презрительно ответила она. – Кость для тех, кто желает удостовериться в моем обращении.

– Кому же именно она предназначена?

– Папе Римскому, который предпочел бы видеть меня мертвой, – раздраженно ответила Елизавета. – Испанцам, с которыми я вынуждена дружить. Эрцгерцогу, дабы в нем не угасала надежда. Английским католикам, чтобы дали мне передышку. Тебе, сэр Фрэнсис, и твоим собратьям-лютеранам. То-то вам будет пища для сомнений.

– А истинные цели всего этого?.. – улыбаясь, спросил он.

Елизавета сердито дернула плечом, вошла в часовню и ответила:

– Всех, кого я перечислила, они интересуют меньше всего. Но можешь не сомневаться, я умею надежно хранить в глубине своего сердца все то, что для меня истинно.

Уильям Хайд получил письмо от Томаса Блаунта, доверенного слуги сэра Роберта. В нем содержалась просьба встретить людей Дадли, которые приедут через три дня, чтобы проводить Эми и миссис Оддингселл к Форстерам в Камнор-Плейс, а затем, после недолгого пребывания там – в Чизлхерст. Внутри письма было второе, написанное собственноручно сэром Робертом. В нем он сообщал Уильяму основные придворные новости, рассказывал о подарках королевы, уже вернувшейся в Хэмптон-Корт, и вскользь сообщал, что Уильяма вскоре назначат на выгодную должность в один из оксфордских колледжей. Это будет благодарностью за теплый прием, оказанный леди Дадли, и залогом их дальнейшей дружбы.

Уильям поспешил к Эми, показал ей письмо и сообщил:

– У меня новости. Через несколько дней вы с Лиззи покидаете нас.

– Так скоро? – удивилась Эми. – Роберт что-нибудь написал о поисках дома?

– Королева подарила ему потрясающий особняк в Кенте. Сэр Роберт написал мне об этом. Ноул-Плейс. Тебе знакомо такое место?

Эми покачала головой и спросила:

– Значит, он не хочет, чтобы я занималась поисками дома? Муж раздумал обосноваться в Оксфордшире? Мы теперь будем жить в Кенте?

– Сэр Роберт ничего об этом не пишет, – как можно мягче ответил Уильям. – Видимо, он сам пока не решил.

Бедняжка Эми! Она получила новую порцию унижений. Каково ей узнавать у родственника, где будет находиться ее дом? Июньская ссора с мужем, да еще и приключившаяся на глазах других людей, тяжело сказалась на ней. Эми словно усохла от стыда и замкнулась в себе. Все эти недели она постоянно ходила в церковь. Уильям Хайд считал, что ее посещение приносит утешение женщинам, особенно тем, кому не совладать с тяжелыми жизненными обстоятельствами. Эми повезло, что в здешней церкви служит отец Уилсон. Он умеет найти нужные слова и наверняка советует Эми проявлять смирение. Уильям Хайд, как и любой мужчина его возраста, считал смирение великой добродетелью жены.

– Эми, я стал замечать, что ты прикладываешь руку к груди. У тебя что-то болит? – спросил он, увидев такое сейчас. – Пусть тебя перед отъездом посмотрит лекарь. Послать за ним?

– Спасибо, не стоит, – с печальной улыбкой быстро ответила она. – Поболит и перестанет. Когда мне уезжать от вас?

– Дня через три или четыре. Сначала вы отправитесь в Камнор-Плейс навестить Форстеров, оттуда поедете к Хайесам в Чизлхерст. Нам будет очень тебя недоставать. Мы к тебе привыкли как к родной. Хочу надеяться, что ты там не задержишься и снова вернешься сюда. Мы всегда тебе рады.

Уильям надеялся, что перемена обстановки обрадует Эми, но ее глаза вдруг наполнились слезами. Мистер Хайд не любил женских слабостей и поторопился уйти.

Но Эми не расплакалась, наоборот, улыбнулась и сказала:

– Как вы с Алисой добры ко мне. Я всегда с такой радостью приезжаю сюда. Ваш дом стал для меня родным.

– Может, под зиму ты опять вернешься к нам, – с напускной веселостью сказал Уильям.

– Или же вы приедете ко мне. Я пока не знаю, где буду жить. Возможно, что и в Кенте. Если Роберту нужно, чтобы я обосновалась там, то мне придется остаться в этом Ноул-Плейсе.

– Конечно, – только и мог ответить ей Уильям Хайд.

Очередной разговор между Летицией Ноллис и Уильямом Сесилом происходил в его красивом, изящно обставленном кабинете в Хэмптон-Корте. Уильям восседал за громадным письменным столом, а Летиция стояла, заложив руки за спину. Вид у нее был сосредоточенный.

– Бланш Парри говорила королеве, что та играет с огнем, может спалить весь дом и нас заодно, – сообщила юная фрейлина.

– Что ответила королева?

– Сказала, что не сделала ничего дурного. Мол, никто не может представить доказательства ее недостойного поведения.

– Госпожа Парри говорила еще что-нибудь?

– Да. Она сказала: «Достаточно посмотреть на вас с Дадли, и все будет ясно». – Летиция хихикнула. – Дословно помню: «Оба горяченькие, прямо как каштаны на противне».

– А королева? – нахмурился Сесил.

– Она велела Бланш убираться прочь и не возвращаться до тех пор, пока ее рот не отучится произносить сплетни. Ее величество пригрозила, что этой Парри отрежут язык за клевету, если она и дальше будет сплетничать.

– Что-нибудь еще?

– Нет, сэр. – Летиция покачала головой. – Бланш заплакала и сказала, что у нее сердце разрывается. Думаю, это уже мелочи.