Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Боюсь, что нас найдут, – повторила Анжелика. – Я уже и так никуда не выхожу.
– Вечером ждите Самурая. – Мухорин отключил телефон.
– Сука! – зло бросила она и выматерилась.
– Что делать будем? – спросил вошедший мускулистый мужчина.
– Дождемся Самурая и решим.
– Уходить надо, а то нас найдут и на месте четвертуют.
– Что-то ты слишком осторожным стал, Казак, – усмехнулась Анжелика.
– Просто не хочу идти в зону за похищение бабы с грызунами, братва не поймет.
– А почему ты стал работать на Мухорина? – спросила Анжелика.
– Он помог мне с бабками, когда мамане операцию делать надо было. Правда, не помогла ей операция, но все-таки долг отрабатывать пришлось. Вот так и начал Мухомору кланяться. А ты?
– Я в лагере работала и за деньги грела одного питерского. Мухорин хорошо платил. А потом оружие тому в зону передала. Он при побеге застрелил часового и еще двоих ранил. Его взяли, а он сдал меня. Хорошо, что я как раз в отпуск ушла. Ну и все, заметалась по России. Двоих снотворным опоила, деньги у них большие были. Один умер. А тут Мухомор встретился. В общем, он меня, можно сказать, за руку поймал, когда я ему снотворное подсыпала. Взяли меня его спецназовцы бывшие. И я на него работать стала. Он сумел добиться для меня оправдания во всех делах. Одного свидетеля убили. И того зэка тоже в тюрьме зарезали. А я за Мухорина стала Богу молиться. Стрелять я с детства хорошо умею. Выполнила два его заказа. И знаешь – понравилось. Потом еще и еще. И стала я наемщицей, – грустно улыбнулась женщина. – Но теперь все чаще думаю о семье, о ребенке. Точнее, просто хочу родить мальчика или девочку, все равно от кого, и быть просто мамой. Но видимо, мне это не суждено. – Она покачала головой. – А я этого очень хочу. Деньги есть, уйти от всего хочу. Но Мухорин не отпускает. Мне уже тридцать два. Еще немного, и все, считай, жизнь прожита зря. Если женщину никто не назовет мамой, значит, не было у нее счастья в жизни. Я об этом все чаще думаю.
– Возьми и свали, – посоветовал Казак. – Бабки есть, ксиву ты себе запросто сделаешь. Куда-нибудь в ближнее зарубежье, и все, хрен он тебя там найдет.
– Все это не так просто. У Мухорина на меня материал есть. Впрочем, как и на любого из нас. Никого он не отпустит, – чуть слышно проговорила Анжелика.
– Сдернула по-тихому, и все дела.
– Он отдаст материалы в МВД, объявят международный розыск. Сейчас Россия тесно сотрудничает с Интерполом. Меня найдут, вернут в Россию, и буду я…
– Да хорош тебе, – махнул рукой Казак. – Есть такие места, где Интерпол этот в жизни не найдет. В той же России мест полно. Документы хорошие, и не высовывайся. С соседями не ругайся. Вышла замуж, и все, паспорт тогда будет выдан государством. Например, я свалю от Мухомора. Не по мне это – быть на атасе у ворованных бабы и грызунов.
– Слово-то какое нехорошее, – поморщилась она. – Грызуны. Детей так нельзя называть… спиногрызы, грызуны. Ворам в законе западло было семью иметь, вот и появилось по фене такое презрительное…
– В общем, не по мне это, – не дал договорить ей Казак. – Я думал, нужно мента хапнуть. А бабу с детишками…
– А как они к этому относятся? – кивнула она на дверь.
– Да им по хрену все эти дела, даже в кайф, как я понял. Бухала, хавки полно, и никаких проблем. Но ты-то тоже на бабу зверем смотришь и замочишь, если потребуется.
– Да, мне надо выжить сейчас, чтобы дать жизнь ребенку.
– А я не смогу. Бабу, может, и завалю, если кипиш, а детей – нет. – Он вышел.
– А я смогу, – прошептала Анжелика.
– Выпей таблетку, Коленька, – попросила Вика, – сразу полегче станет. Спасибо этому дяде, – посмотрела она на дверь.
– Я пить хочу, мама, – сказала Катя. – И грязная я уже. Почему нам мыться не дают?
– Домой приедем – и сразу в ванну с пеной, – улыбнулась Виктория. – И будем мыться долго-долго. Потом сделаем окрошку и салат.
– Мама, – тихо проговорила дочь, – а нас не убьют? Почему они ничего нам не говорят? Ведь нас папа ищет. А они нас не фотографируют с газетой, чтоб было видно число и месяц. Ну, чтоб папа знал, что мы живы. А может, нас украли, чтобы вырезать почки или печень? – испуганно спросила она. – Так делают, я по телевизору видела.
– Перестань, – быстро посмотрела на сына Вика, – испугаешь Колю. Никто ничего у нас отрезать не будет. Просто папа арестовал какого-то бандита, поэтому нас украли и требуют, чтобы того бандита выпустили. И очень скоро…
– Но мы должны были просить по телефону папу, чтобы он знал, как нам страшно и что мы еще живы. А…
– Я больше не разрешу тебе смотреть телевизор, – сердито перебила ее мать.
– Слышь, Казак, – усмехнулся сидевший в кресле перед телевизором рыжий детина, – что это ты такой добренький стал? Уж не хочешь ли жену мента уговорить на ночь любви? – хохотнул он. – Сыночку ее таблеточки таскаешь…
– А ты, Буба, хочешь, чтоб они сдохли? – сев на кровать, усмехнулся Казак. – Хозяин ясно сказал, чтоб были живы и здоровы. Если с ними что-то случится, то заболеем мы.
– В натуре, Хозяин так и базарил, – кивнул второй, длинноволосый здоровяк.
– Так ты, Поп, что-то не очень-то за ними приглядываешь, – сказал Буба. – Хрен забил на них. Когда девчонка плакала, чуть было не пристрелил на хрен.
– Просто жути нагнал, – усмехнулся Поп. – Когда их заберут?
– Да скорее всего никогда, – ответила вошедшая Анжелика. – Неужели ты думаешь, что Хозяин рискнет отдать их менту? Хозяин свое получит, и все, убьем их и уедем.
– А я перед этим шкуру тыкну, – рассмеялся Поп. – Давно мечтал жену мусора отодрать.
– А я от девчоночки не откажусь, – подмигнул ему Буба. – Малюточка…
– На зоне за это спрашивают, – процедил Казак.
– А я туда не собираюсь! – хохотнул Буба.
– Пока об этом говорить рано, – недовольно заметила Анжелика.
– Смотря какая рана, – засмеялся и Поп, – а то хрен залечишь!
Казак, стиснув челюсти, встал и вышел.
– Не в кайф ему базар наш, – посмотрел на дверь Буба.
– Да и хрен на него, – отмахнулся Поп. – Вякнет не по делу – башку развалим, а Хозяин слова не скажет. Он спецом уголовников на такие дела посылает, потом трупами их ментам возвращает. Такую падаль и не жалко! – рассмеялся он.
– Ну что? – Ильин кивнул на огороженный высоким забором трехэтажный коттедж. – Вперед?
– Да как-то, если честно, – смущенно отозвался Василий Ильич, – страшновато. Он там, может, уже совсем ум потерял. А у него людей около трех десятков. Наверняка все вооружены. Я просил у прокуратуры…
– Пошли, – сделал шаг вперед Ильин.