И Агнесс догадалась.

Ну и тугодумка! Зачем так долго ломать голову? Ответ лежит на поверхности.

Что приносит ему наибольшее удовольствие? Конечно, охота на чудовищ. Когда еще он выглядел таким счастливым? И, в отличие от всех остальных, это удовольствие даже не греховно. Цель его – помочь людям.

Так за чем же дело стало?

– Давайте на них охотиться! – воскликнула Агнесс.

Мистер Линден подался назад, как если бы она наотмашь хлестнула его по лицу или выкрикнула изощренное ругательство.

– Что ты сказала? Повтори.

– Мы могли бы ездить по белому свету и спасать людей от чудовищ. Мы втроем, – вырвалось у нее как-то совсем неожиданно.

– Втроем?

– Я знаю еще кого-то столь же отважного, кого-то, кто выстоит перед любой опасностью…

– И это… Нет! Не говори ничего! Я запрещаю тебе продолжать!

Пошатываясь, мистер Линден подошел к стене, схватившись за нее, чтобы не потерять равновесие, и глухо простонал. Его рука подрагивала от напряжения, а из сдавленных восклицаний Агнесс разобрала лишь то, что какое-то старое проклятие вернулось к нему и уму непостижимым образом она стала причиной этого несчастья. Девушка тоже вскочила, сама уже не зная, что делать дальше – то ли попытаться утешить его, то ли заспорить с ним, потому что у нее и в мыслях ничего дурного не было, неужели он не понимает? Он ведь даже не спросил, кого Агнесс имела в виду! Но ее счастье, которое уже начало казаться таким прочным, вдруг заходило ходуном, словно карточный домик, и непонятно было, за какую из карт хвататься, чтобы удержать его от падения.

Агнесс сделала несколько шагов к дяде, как вдруг повалилась в траву, впрочем, успев выставить перед собой руки, чтобы не замарать корсаж и кружевной воротничок. В потемках она запнулась о свившийся кольцами кнут. Услышав вскрик, мистер Линден обернулся, судорожно сжимая кулаки, готовый броситься на помощь, и Агнесс успела пожалеть, что с ней не произошло ничего такого, что заслуживало бы сочувствия, а не насмешки. Неторопливой походкой дядя подошел к ней, поднял кнут с отвращением, словно падаль, и отшвырнул в кусты.

– Разве я сказал, что тебе можно выходить из круга?

Агнесс покачала головой.

– Ах, да, – опомнился мистер Линден. – Как это гадко с моей стороны – накричать на тебя в твоем же сне.

– Так это сон?

– Разумеется, – его голос звучал почти сочувственно. – Ты так разволновалась из-за моих дневных придирок, что даже во сне я не оставляю тебя в покое. Такое случается, Агнесс. Помнишь у Шекспира? «А, так с тобой была царица Меб!» Ну, что там дальше? «И так она за ночью ночь катается в мозгу любовников – и снится им любовь». А тебе повезло меньше, дитя мое, тебе приснился скучный старый родственник.

Последняя карта, пошатнувшись, упала с таким грохотом, словно обрушился кромлех в Стоунхендже.

– Не надо, – попросила Агнесс, читая в его взгляде, ровном и ледяном, как просторы Антарктики, что ее мольбы уже ничего не изменят. Она не нужна ему. И никто ему не нужен.

– Ничего, я покину твое сновидение, а ты откроешь глаза и проснешься. Вот прямо сейчас.

Он нетерпеливо хлопнул в ладоши.

Агнесс открыла глаза.

Свет проникал сквозь зеленый балдахин, создавая прозрачный зеленый полумрак, в котором так приятно было понежиться с утра, но Агнесс подскочила, как иголкой уколотая, и раздвинула шторы. Солнечные блики рассыпались по дощатому полу, радостно подрагивая, и события минувшей ночи отступили так далеко…

«Нет, не отступили», – вцепилась в них Агнесс, не давая воспоминаниям ускользнуть. Это был не сон, и признаки, подтверждающие реальность произошедшего, были слишком многочисленны, чтобы их перечислить. От пальцев пахло травой, под ногти забилась грязь, а на ссадины на ладонях Агнесс смотрела с тем удовлетворением, с каким христианский мистик взирает на свои стигматы. Нет, она определенно не сошла с ума. Волосы были заплетены в аккуратную косу, но Агнесс никогда не затягивала чепчик так туго – под подбородком осталась красная полоса. Платье было разглажено аккуратно, оборка к оборке, и разложено на полке шкафа, и столь щепетильная чистоплотность больно уколола Агнесс – сама-то она просто вешала платье на спинку кресла. Но главное – туфельки. Когда Агнесс подняла их, они заискрились на солнце, но вовсе не потому, что вдруг стали хрустальными. Соль. Еще с ночи на них налипла соль. Если бы Агнесс шла по мокрому лугу, пусть даже и в трансе, соль успела бы стереться. Стало быть, мистер Линден нес ее на руках… На миг Агнесс подумала о том, чтобы швырнуть туфельки прямо на стол рядом с подносом для тостов, но быстро отступилась от этой идеи как от неизящной… Но раздевал ее хотя бы не он? Наверное, миссис Крэгмор позвал на подмогу. Они тут все заодно.

Она лишь вяло удивилась, когда мистер Линден, бледностью соперничавший с собственным белоснежным шейным платком, поприветствовал ее вопросом:

– Когда же, приучу тебя к пунктуальности?

Перед ним стояла кружка парного молока, к которой пастор то и дело прикладывался, а блюд хватило бы, чтобы до отвала накормить полприхода. Должно быть, он восстанавливал силы после ночных подвигов, однако усталость не мешала притворству.

– Я утомилась этой ночью, – сказала племянница, занимая свое место, возле которого обычно стоял чайник, но точно не сегодня. Даже нож ей не положили – дядюшка решил не испытывать судьбу.

– Как, позволь полюбопытствовать? – поинтересовался пастор, заедая молоко толстым ломтем хлеба. – Вязала крючком до утренней зари?

– Вы прекрасно знаете, сэр, вы были со мной.

– И держал тебе пряжу на вытянутых руках?

– Нет, пряжу мне держала королева Меб, – огрызнулась Агнесс. – Вы понимаете, о чем я говорю!

– Напротив, не имею ни малейшего представления.

Мистер Линден подцепил кусочек копченой рыбы, золотистый и нежный, как масло, и отправил в рот. Приглашающий жест, коим он указал на поднос, стал для Агнесс последней каплей.

– О привидениях! – крикнула она и забарабанила кулачками по столу.

– Ты, верно, начиталась романов Энн Рэдклиф о зловещих замках и их обитателях. Привидения! – хмыкнул пастор. – Что за вздор! Хватит молоть чепуху, Агнесс. Далее ты попытаешься уверить меня в существовании… эльфов.

Обида, что сжималась в клубок и только фыркала, выгнула спину так стремительно, что Агнесс пришлось встать.

– Я ухожу, – заявила она, пряча руки за спину, чтобы не дернуть за скатерть и не обрушить на пол серебряные блюда. – Я не желаю завтракать с вами.

– Постой, я забыл тебе сказать! – донеслось ей вслед, но Агнесс не стала оборачиваться. Сквозь красноватую дымку она разглядела лестницу и, скользя влажными ладонями по перилам, поднялась к себе, но отсиживаться в спальне не собиралась. Она чувствовала себя Золушкой, которой фея вместо роскошных даров преподнесла еще одно ведро золы. Но это ничего. В золе можно отыскать уголек, но Агнесс повезло даже больше – ей подвернулся слиток золота, настоящая драгоценность, за которую можно купить свободу.