Я не просто держусь так, Ванс. Я и правда тебя не люблю. Даже чуточку.

– Если тебя беспокоит свадьба, ничего удивительного. Будущее всегда пугает. Это я понять способен.

Это будущее с тобой меня пугает. И ничего ты не способен понять.

– Но мы будем счастливы, Джейс. Точно будем. Слово даю.

Нет, нам будет очень и очень плохо. Уж я за этим прослежу. Ты и понятия не имеешь, до чего целиком и полностью я за то, чтобы нам было плохо – отныне и до скончания веков.

– Мы будем совсем как вот эти ребята.

Он показывал на одну фотографию “Машины времени”: Дон и Вив вместе с родителями Ванса, всем четверым еще и тридцати нет, поднимают фужеры с шампанским, мать Ванса отчетливо беременна. Подпись под снимком гласила: “Тост за будущее!”

И тут же – он, за их спинами, ухмыляющийся бармен в смокинге, держит бутылку шампанского, словно намереваясь всем немедленно подлить. Молодой, смуглый, курчавый, симпатичный. Единственная на всей фотографии, кто не глядит в камеру, – Вив, голова повернута так, что она смотрит на бармена, и на ее юном лице выражение, какого Джейси никогда у матери не видела. Имена всех изображенных на снимке перечислены в подписи. Бармена зовут Андрес Демопулос.

Энди.

На следующий день Джейси услышала, как в отцовском кабинете зазвонил телефон. Мать, должно быть, услышала звонок тоже: когда Дон вышел из кабинета, она его уже ждала. С верхушки лестницы Джейси подслушивала, хотя разговаривали они вполголоса.

– Мне только что стукнули, – произнес Дональд. – Уже едут.

– И что будет?

– Ничего. Удочки забрасывают.

– На удочку и ловят.

– Я для них не та рыбешка. Худшее, что со мной может случиться, – шлепнут по рукам.

– А почему тогда не отдать им ту рыбешку, что им нужна?

– Давай я сам с этим разберусь, а?

Через десять минут на дорожку заехал темный седан, из него вышли два неприметных человека в темных костюмах. Дональд встретил их у входа и пригласил в дом. Когда за ними закрылась дверь кабинета, Джейси вышла к матери на кухню, где Вив сидела, уставившись в чашку чая, как будто пыталась гадать по чаинкам на дне. Джейси подумывала вывалить ей все еще вчера, когда они вернулись из клуба, но решила, что совершенная стерва даст своему новому открытию сперва помариноваться. Дождется идеального нужного мгновения, которое настало сейчас. Дон занят у себя в кабинете за закрытой дверью, мать одна и беззащитна – хворая антилопа-гну отбилась от стада. Сев напротив, Джейси произнесла:

– Андрес Демопулос.

Мать моргнула, но ничего не ответила, и она повторила имя.

– Твой отец под следствием за инсайдерскую торговлю и отмыв денег, – произнесла мать. Призыв к сочувствию? Желаю удачи, дамочка. – Он утверждает, что ничего не случится, но есть шанс, что он сядет в тюрьму.

– Это твой муж может сесть в тюрьму. Мой отец – Андрес Демопулос.

Мать прикурила сигарету, сделала глубокую затяжку.

– Тебе чего именно от меня нужно, девонька?

– Для начала было б мило, если б ты не звала меня “девонька”.

– Мило было бы, если б ты не звала меня Вив. Было бы мило, если б ты не звала своего отца Дональдом.

– Своего отца я буду звать Энди. А от тебя я хочу, чтобы ты мне о нем рассказала.

Мать, похоже, задумалась над тем, как ответить лучше всего, – а может, отвечать ли вообще. Наконец проговорила:

– Просто знакомый мужчина. Симпатичный был. Чарующий.

– Ты его любила?

– Нет. – Но при этом она отвела глаза.

– А он тебя?

Молчание. Затем:

– Да.

– Это было еще до Дональда? – И когда Вив не ответила: – Во время? – Когда не ответила и на это: – Ладно, во время. И долго?

– Не очень.

– Сколько?

– Да какая разница?

– Дон знал?

– Нет, конечно. Твой отец – нарциссист. Ему и в голову бы не пришло, что меня может заинтересовать другой мужчина.

– Мой отец – Энди…

– Я знаю. Не стоит повторять его имя.

– Мне оно нравится.

Вот теперь мать на нее взглянула.

– Должно быть, ты шутишь.

Джейси не обратила внимания.

– Но со временем Дон узнал.

– Ну, ты родилась на месяц раньше, со смуглой кожей и темными курчавыми волосами.

– И как он к этому отнесся?

Она затерла недокуренную сигарету в пепельнице, где уже лежало несколько других окурков.

– Пара недель были сложными.

– И всё?

– Если твой отец что-то и понимает, то это важность приличий. Развод со мной смотрелся бы неприлично.

– Ладно, – произнесла Джейси. – Но раньше ты соврала.

– Когда это?

– Когда сказала, что не любила его. В клубе висит снимок вас с Доном и родителей Ванса. И моего отца. Все смотрят в объектив, кроме тебя. Ты смотришь на Энди. Ты его любила.

Мать разглядывала недокуренную сигарету в пепельнице, похоже, с искренним сожалением. Ошибкой было ее тушить.

– Говорю же – он чаровал.

– Почему ты не можешь признать, что любила его?

– А что это даст?

– Ты его по-прежнему любишь?

– Не смеши меня.

– Что произошло? Если он любил тебя, а ты любила его…

– Он уехал. – Мать взяла кофейную ложечку и потыкала ею в недокуренную сигарету.

– Почему?

Та пожала плечами.

– Его уволили. За то, что пил на работе.

– Он знал, что ты беременна?

Это вызвало только мерзкий смешок.

– Да я сама не знала, что беременна, девонька.

– Значит, он уехал. Вот так вот просто. Любил тебя, но все равно уехал.

– Я ему велела.

– Зачем?

Мать продолжала играть с окурком.

– Да потому что у нас не было будущего. Он иммигрант. У него даже документов не водилось. Он едва говорил по-английски. Я была помолвлена с твоим отцом. Сколько еще причин тебе нужно?

– Так ты, значит, просто велела ему уехать, и он отвалил?

Тут мать подняла голову, и Джейси увидела, что щеки у нее мокрые.

– Мне пришлось быть с ним очень, очень жестокой.

– Выкладывай, что ты ему сказала.

– Правду.