И тут же все рухнуло – ощущение безмятежного счастья, близость Лидочки, сладкий запах ванили и лаванды…

– Черт побери! – Андрей вскочил, и его сразу повело – так закружилась голова. – Сколько времени?

Он взглянул на часы.

– Сначала выпей чаю, – сказала Лидочка, показывая на поднос с чайником, чашкой и сахарницей, стоявший на столе. – Сахар я не клала, потому что еще не знаю, сколько кусков ты любишь.

– Два, – сказал Андрей и шагнул к столу. Ему пришлось опереться на край.

– Садись пей, а я тебе расскажу, о чем я думала, пока ты спал, – сказала Лидочка.

«Господи. Глаша погибла. Глаша мертвая лежит в морге… а отчим мертвый лежит в доме. Так не может быть! Я пью чай и слушаю Лидочку, а они лежат мертвые…»

– В любой момент Вревский может заявиться к тебе домой. Он тебя подозревает. Он захочет осмотреть твою комнату. Ты уверен, что в ней нет следов крови?

– Вроде бы не должно быть – я пододеяльник снял…

– И куда положил?

– Кажется, под кровать…

– Это и есть улика против тебя!

– В чем?

– В том, что ты убийца.

– Лидочка, мне и без того худо.

– Я не хочу, чтобы было еще хуже, – сказала Лидочка. – Теперь ответь мне еще на один вопрос: наверху, в кабинете, ты уверен, что нет никаких твоих следов?

– Не знаю… не должно быть…

– Ты что-нибудь трогал пальцами?

– При чем тут мои пальцы?

– При том, что Вревский умеет отличать людей по отпечаткам пальцев. В Петербурге давно уже так ловят преступников.

– Правильно, я слышал.

– Там могут быть следы твоих пальцев?

– Могут… – Андрей представил себе кабинет и понял, насколько права Лидочка. Он ответил ей: – Я скажу, что это давно… В мой прошлый приезд.

– Разве они сохраняются так долго?

Представив себе кабинет, Андрей понял, что не закрыл ящик письменного стола, в котором есть потайное отделение. И где-то он бросил ключи от сейфа… Картину он подвинул на место… Но если хорошо посмотреть, на ней наверняка есть отпечатки его пальцев, может, даже кровавых пальцев… А следы его на ковре? Наверняка он в темноте наступал в кровь – там всюду была кровь…

– Там много следов, – сказал наконец Андрей.

– Я тоже так думаю, – сказала Лидочка. – Значит, у нас с тобой один выход: как можно скорее ты должен вернуться в дом и все прибрать. Потом ты сам обнаружишь тело отчима.

– Что сделаю?

– Обнаружишь тело отчима.

– Лидочка, я не знаю, смогу ли…

– Не будь тряпкой. Я выбрала тебя из всех мужчин на свете. И ты должен быть лучшим.

– Свежо предание…

Два портсигара лежали на столе перед Андреем. Почему-то Лидочка их не спрятала. Андрей дотронулся до потертой поверхности ближайшего из них.

– Я их рассматривала, пока ты спал, – сказала Лидочка. – Они оба старые. Тот, который достался тебе от отчима, старше… Смотри.

Лидочка показала пальцем на выгравированные мелкие буквы, почти стершиеся оттого, что портсигар долго носили в кармане, не разберешь даже, на каком языке надпись.

– Да, он старый, – согласился Андрей.

Он подошел к окну, стараясь рассмотреть надпись.

– Скорее это табакерка, а не портсигар, – сказал Андрей. – Просто мы называем новым словом незнакомую вещь.

Он словно оттягивал необходимость решать.

– Если ты сам позовешь Вревского, поднимешь тревогу – пускай тебя снова вырвет, пускай у тебя будет истерика, что угодно, – у них будет меньше подозрений. Надо только сделать это так, чтобы они не успели первыми, – сказала Лидочка.

Какое-то движение на улице попало в поле зрения Андрея.

Он посмотрел туда. В переулке, не таясь, стоял молодой человек в пиджаке и татарских штанах. Рубаха на нем была несвежая, распахнутая почти до пояса, из-под нее видна смуглая грудь. Черные глаза шарили по окнам, и Андрей отшатнулся от окна. Успел ли?

– Что с тобой? – удивилась Лидочка. – Там кто-то есть?

– Да. – Чувствуя себя обнаженным под взглядом преследователя, Андрей сунул табакерку в карман брюк и отступил от окна.

– Кто там?

– Он следил за мной вчера, а ночью приходил к дому.

Лидочка осторожно отстранила Андрея, но к окну не подошла, а посмотрела сквозь кисейную занавеску.

– Ты думаешь, это шпик?

– А ты? Вревский не скрывает, что за мной следят.

– Может, это не полицейский, – сказала Лидочка. – Если полицейский, зачем он следил за тобой ночью?

– Но кто его мог послать?

– Я не знаю. Может, бандиты, – сказала Лидочка.

– Они нашли твой дом!

– Он тебя видел?

– Кажется, нет. Но он смотрел по окнам.

– И отлично. Пускай смотрит. Я выведу тебя через сад.

– Ты подвергаешься опасности! Если они узнают, что мы знакомы, то тогда…

– Иди, не задерживайся, – сказала Лидочка. – Я все спрячу. Так, что ни один Вревский не отыщет. Я бы пошла с тобой…

– Нет, нельзя.

– Знаю. Но очень хотела бы. Тебе будет трудно…

Андрей поцеловал Лидочку. Она прижалась к нему – и это был их первый настоящий поцелуй, когда раскрываются губы, когда встречаются языки, когда закрываешь глаза, чтобы ничего не осталось в мире, кроме этого бесконечного поцелуя.

Лидочка первой оторвалась от Андрея.

И пошла к двери. Андрей еще раз осторожно выглянул в окно. Преследователь был там, но он отошел к следующему дому и теперь разглядывал его окна. И это Андрея успокоило.

Через черный ход Лидочка вывела его в сад.

– Я буду ждать, – сказала она. – Хоть тысячу лет.

– Ты прощаешься, будто меня сегодня же посадят в тюрьму.

– Я бы не хотела, – сказала Лидочка. – Не дай Бог.

* * *

Андрей быстро дошел до Никитской улицы. Час сна помог ему – хоть голова и болела, ногам вернулась сила. Лидочка была права, понимал он: если Вревский увидит Сергея Серафимовича первым, он никогда не поверит Андрею. Любое его слово покажется ложью – и будет ложью. Ведь он провел час со Вревским и умудрился ни слова не сказать о трупе на втором этаже. Конечно же, Вревский ничему не поверит… А если поднять тревогу самому, можно потянуть время. Зачем? Да потому, что теперь надежда на Ахмета. Он многих знает. У него все татары здесь знакомые. Конечно же, он поможет… он же обещал. Надо продержаться три дня.

Поднявшись к последнему повороту, Андрей замедлил шаги. Он почувствовал тревогу.