И я пошла. Уже у дороги я оглянулась, чтобы помахать ей рукой, но она уже сидела с закрытыми глазами и снова, похоже, что-то бормотала.

Я уже ступила на дорогу, когда услышала: «Нинья! Вернись!» И я вернулась.

– Сестры сказали, чтобы это было у тебя, – и она стала вытаскивать из-за пазухи листочки с портретами, которые я рисовала. – Держи их на виду, когда пойдешь пещерами, хотят похвастаться перед другими. – Она протянула мне помятые портретики.

– Что мне делать с ними, если я все-таки выберусь?

– Возьми с собой, на север. Хотят, проказницы, хоть с портретов поглядеть на твою страну. И еще… – Старуха замялась в первый раз за всю историю нашего недолгого знакомства. – Меня тоже нарисуй, только молодой и красивой. Мне тоже хочется увидеть, как люди в снегу живут…

– Обещаю, бабушка Мейра, вы будете самой красивой, молодой и нарядной.

– Вот-вот, я и на самом деле такой была. Да ты сама увидишь. Я не вру. Еще – если будешь сильно волноваться – хлебни немного из бутылочки, только совсем немного. Отвар действует по-разному на земле и в пещерах. А теперь все, прощай. Молись своему Богу, я и ему помолюсь, и своих побеспокою просьбами. Теперь прощай!

– Прощайте! – сказала я и заплакала неожиданно для себя.

Шла по дороге к дом у Фаробундо, и какая-то невыносимая печаль разрывала мне сердце, я знала, что надо остановиться, успокоиться, не могу же я зареванная предстать перед командирами «Камина Хусто», а то, что они скоро заявятся – в этом не было никаких сомнений.

И чтобы прекратить это слезливое безобразие, я прямо на ходу достала бутылку кока-колы, да и хлебнула из нее. Села на обочину и стала ждать последствий. Я так внимательно прислушивалась к своему организму, в смысле, что с ним происходит после принятия волшебной жидкости, что как-то забыла про печаль и слезы. И даже повеселела, что бабкино зелье мне ничего плохого не сделало, вспомнила, что оставила свой мопед недалеко от дома Мейры, но решила не возвращаться – сколько можно прощаться в самом деле!

В деревне все свои, ничего с моим транспортным средством не случится. Я встала и бодро зашагала, готовая ко всему.

Фаробундо как раз укладывал овощи в прицеп, когда я предстала перед его очами.

– Ты как здесь? – удивился он как-то чересчур спокойно.

– Делишки кое-какие намечаются.

– Какие же?

– Тебе потом твои дружки с гор все расскажут.

Фаро пошел красными пятнами и попытался что-то сказать, но я не дала:

– Да ладно тебе, дед, меня же предупредили, что за мной будут присматривать, вот ты и присматривал. Я не в обиде, а даже благодарна. Присмотр был отличный. Я тебя, дед, полюбила, даже очень. Но сейчас начинаются крутые дела. Иди к Мейре, она тебя зовет. И, пожалуйста, там мопед лежит около кустов с большим мешком на багажнике, приволоки его сюда. Это мой мопед. Хочешь спросить, откуда у меня мопед? Считай, подарок любовника. Больше говорить ничего не стану, пошла купаться, буду в своей комнате ждать гостей. Ступай, сеньор Фаро, к Мейре. Ей срочно надо что-то сообщить. – И я, насвистывая (очень плохо, со свистом у меня всегда были проблемы), направилась к озеру.

Фаробундо что-то сказал про женщин, но я даже не прислушивалась, неинтересно мне было сейчас его мнение о женском поле.

Вода в озере Гуландос показалась мне парным молоком после ледяного озера в Лунге. Я долго плавала и плескалась совершенно голая, пока не почувствовала усталость. Вылезла, обсохла, пошла в дом, сделала омлет; позавтракала, надела чистую длинную майку и завалилась спать.

И спала тихо и спокойно, пока не почувствовала, что меня кто-то трясет. Я открыла глаза и увидела перед собой красивое и злое лицо Серхио.

– Здравствуй, любимый! – поприветствовала его я.

В ответ услышала ругань, но не расстроилась.

– Не мог бы ты приготовить для меня кофе и принести сюда. Морфей не хочет выпускать меня из своих объятий.

Он опять начал ругаться, но на кухню отправился. А я осталась в постели. Услышала голоса нескольких мужчин, переговаривающихся между собой, и поняла, что начальство «Камина Хусто» в сборе. Сейчас опять начнут орать и пугать меня. Да и фиг с ними, сегодня-то они точно со мной ничего не сделают, я им нужна.

Вошел один Серхио с чашкой пахучего кофе и подал мне.

Я приподнялась, взяла чашку, отхлебнула и оценила:

– Прекрасный. Благодарю тебя, Серхио.

Он промолчал и отошел к окну, я стала нести всякую ахинею про прекрасное утро, про красоту местной природы и так далее, пока он не рявкнул:

– Хватит!

– Молчу, – согласилась я, решив действовать как женщины из племени Мейры.

– Где ты была весь вчерашний день и всю ночь?

– Милый, если это допрос, то я должна переодеться. Без нижнего белья я чувствую себя голой, серьезного разговора не получится, – настрой другой. Ты можешь не выходить, а просто отвернуться.

И он снова уставился в окно.

Я быстро натянула на себя свою одежонку и уселась на кровати, прислонившись к стенке.

– Я готова, командир!

Он взял стул, уселся напротив меня:

– Я повторяю свой вопрос – где ты была.

Хотелось мне поерничать, но я решила не злить его, он так был крайне сердитый.

– Я была весь день в Лунге, а всю ночь спала около Мейры.

– Как ты попала в Лунг?

– А вы не знаете?

– Не твое дело. Отвечай.

Я честно все рассказала. Он встал и походил о комнатушке, что-то обдумывая.

– Идем на кухню, – приказал он.

Я повиновалась. На кухне конечно же сидели командиры Мигель и Хорхе. Я поприветствовала их с видом скромницы, хотя рожи у них были такие, что они не стоили никаких приветствий. Уселась напротив них.

– Ты была в Лунге? – нервно спросил Мигель.

– Была. Разве Серхио не рассказал вам про это?

– Вопросы здесь задавать будем мы! – заорал главный командир.

– Вы бы не кричали на меня, сеньор Мигель. Поберегите нервы и свои, и мои. Похоже, они нам скоро пригодятся.

Тут начали орать все трое, орали на меня, друг на друга, обвиняли в чем-то кого-то.

Я не стала вслушиваться, поняла только одно – руководство «Камина Хусто» в панике. Зрелище было неприятное, все-таки в глубине души я их держала за героев, а тут хрен знает что, а не герои. Я закрыла глаза, чтобы этого ничего не видеть, и заткнула уши указательными пальцами, а чтобы вообще от них отключиться, стала напевать песенку трех поросят.

Не успела я пропеть первый куплетик, как получила страшный удар в левую скулу и свалилась прямо со стулом. Открыв глаза, я увидела перед собой перекошенное от ненависти лицо Хорхе.