Наутро нога вроде получше. Опухоль спала, боль притупилась. Вечером он еще раз двинет себя Коростелевой сывороткой. Он знает, что злоупотреблять нельзя: вакцина очень сильная. Превысишь дозу, и клетки полопаются, как спелые виноградины.

Дневной свет пробивается через блоки стеклянного потолка. Снежный человек в недоумении бродит по своей квартире, будто неприкаянный датчик. Вот его шкаф, вот одежда, которая когда-то была его одеждой, легкие рубашки и шорты, аккуратно развешены на плечиках, уже гниют. Обувь, но сейчас об этом подумать страшно. Все равно что передвигаться на копытах, к тому же распухшая нога может не влезть в ботинок. Стопки трусов на полках. Зачем он вообще это носил? Теперь они кажутся странным арсеналом садо-мазо.

На складе он находит какие-то пакеты и банки. На завтрак ест холодные равиоли в томатном соусе и половину батончика, запивая это все теплой колой. Не осталось ни виски, ни пива, он изничтожил все запасы в те несколько недель, что провел здесь взаперти. Ну и ладно. Все равно первое желание — выхлестать все как можно быстрее, чтобы вместо памяти остались одни помехи.

Сейчас надежды нет. Он увяз в прошлом, навалились зыбучие пески. Он тонет.

Застрелив Коростеля, Джимми закрыл внутреннюю дверь. Коростель и Орикс лежали переплетясь между дверями в воздушном шлюзе, он не смог заставить себя их коснуться, поэтому там и оставил. Накатил мимолетный романтический порыв — может, отрезать на память часть косы Орикс, — но Джимми устоял.

Он вернулся в свою комнату, выпил скотча, потом еще скотча и еще, пока наконец не уснул. Разбудил его сигнал у внешней двери: Белая Осока и Черный Носорог пытались войти. Джимми им не ответил.

Назавтра он сделал четыре соевых тоста и заставил себя их съесть. Выпил бутылку воды. Все тело — как ушибленный палец: онемело, но болит.

Днем зазвонил телефон. Какой-то чиновник из КорпБезКорпа искал Коростеля.

— Скажи этому ублюдку, пусть быстро берет свои долбаные гениальные мозги в охапку, валит сюда и помогает разбираться, в чем дело.

— Его здесь нет, — сказал Джимми.

— А с кем я говорю?

— Не могу сказать. Протокол системы защиты.

— Короче, слушай, кто бы ты ни был. Я, кажись, понял, что за дрянь этот урод подстроил, и когда я до него доберусь, сверну ему шею самолично. Голову даю на отсечение, у него есть вакцина от этой заразы, он нас за горло взял.

— Правда? Вы так думаете? — спросил Джимми.

— Я знаю, что этот ублюдок там. Сейчас приду и разнесу дверь к едрене матери.

— Я бы на вашем месте не стал этого делать, — сказал Джимми. — Здесь наблюдается очень странная активность микробов. Очень необычная. Жара, как в аду. Я в костюме биозащиты, но все равно не знаю, заразился я или нет. Где-то по-крупному напортачили.

— Вот дерьмо. Здесь? В «Омоложизни»? Я думал, тут все герметично.

— Да, накладочка вышла, — сказал Джимми. — Мой вам совет, поищите на Бермудах. Я думаю, он улетел туда и прихватил с собой немало наличных.

— Этот говнюк нас продал с потрохами. Да, все сходится. Все совершенно точно сходится. Спасибо за совет, кстати.

— Удачи, — сказал Джимми.

— Да, конечно, тебе того же.

Больше никто во внешнюю дверь не трезвонил, никто не ломился. До ребят из «Омоложизни», видимо, дошло. Что касается сотрудников, наверное, увидев, что охрана разбежалась, они тоже рванули наружу, к внешним воротам. В погоне за тем, что приняли за свободу.

Трижды в день Джимми заходил к Детям Коростеля, подсматривал за ними, точно вуайерист. К черту сравнения — он и был вуайерист. Они казались счастливыми — по крайней мере, довольными. Паслись, дрыхли, часами сидели и вроде ничего не делали. Матери нянчили младенцев, дети постарше играли друг с другом. Мужчины мочились, встав в круг. У одной женщины началась синяя фаза, и мужчины совершали брачные танцы, пели, держа в руках цветы, и размахивали синими пенисами. А потом для сложившегося квинтета был праздник плодовитости где-то в кустах.

Может, мне с ними пообщаться, думал Джимми. Помочь им изобрести колесо. Оставить им в наследство свои знания. Передать им мои слова.

Нет, не выйдет. Безнадежно.

Иногда они тревожились — собирались группками и что-то бормотали. Спрятанные микрофоны ловили звук:

— Где Орикс? Когда она вернется?

— Она всегда возвращается.

— Она должна быть здесь, учить нас.

— Она всегда учит нас. Она учит нас даже сейчас.

— Она здесь?

— Для Орикс здесь и не здесь — одно и то же. Она сама говорила.

— Да, она говорила.

— А что это значит?

Это напоминало теологические дебаты умалишенных на самых болтливых каналах чата. Джимми хватало ненадолго.

Остальное время он тоже пасся, дрых, часами сидел и ничего не делал. Первые две недели следил за развитием событий в Сети или в новостях по телевизору: беспорядки в городах, когда начались проблемы с транспортом, разграбленные супермаркеты; взрывы, когда отказали энергосистемы, пожары, которые никто не тушил. Толпы наводнили церкви, мечети, синагоги и храмы, молились и каялись, а потом разбегались, как только верующие осознавали, что риск заражения растет. Случались массовые исходы в маленькие города и фермерские районы, тамошние жители отбивались от беженцев как могли и пока могли, запрещенным огнестрельным оружием, дубинками и вилами.

Сначала журналисты тщательно отслеживали события, снимая с вертолетов и комментируя происходящее, будто футбольный матч. Ты видел? Невероятно! Брэд, в это поверить невозможно. Мы только что видели толпу обезумевших Садовников Господних, которые освободили «ПухлоКур». Брэд, это смехотворно, эти штуки, «ПухлоКуры», даже ходить не умеют! (Смех.) А теперь вернемся в студию.

Должно быть, вначале, думает Снежный человек, во время хаоса, какому-то умнику пришло в голову освободить свиноидов и волкопсов. Огромное нечеловеческое спасибо.

Уличные проповедники занимались самобичеванием и завывали про Апокалипсис, хотя были несколько разочарованы: где же трубы и архангелы, почему луна не окрасилась кровью? На экранах появлялись ученые мужи в костюмах; медэксперты; на графиках — уровень заражения, на картах — распространение инфекции. Они использовали темно-розовый, как когда-то для Британской Империи. Джимми предпочел бы другой цвет.

Комментаторы не скрывали страх. Кто следующий, Брэд? Когда они создадут вакцину? — Саймон, я слыхал, ученые работают круглосуточно, но эту штуку пока никто не победил. — Это конец, Брэд. — Ты важную вещь сказал, но человечество уже видало концы. Ободряющая улыбка, большие пальцы вверх, мутные глаза, бледные лица.