Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно. Уж это мы не пропустим. Здесь стало классно, мои поздравления, Марлен.
– Да, нужны только правильные люди с правильными идеями, и получится вот такой дворец.
Радостный голос моего отца заставил Марлен вздрогнуть.
– Доброе утро, Хайнц. Ты уже позавтракал?
– Нет, Хуберт все никак не проснется, я и подумал: схожу проверю, все ли здесь в порядке. Цветы в таком виде и останутся?
– Что значит «в таком»? – растерялась Гудрун.
Хайнц помедлил:
– Ну… Мне кажется, они в некотором беспорядке. Длинные и короткие перемешаны и…
– Цветы в таком виде и останутся! – категорично заявила Марлен.
Хайнц примирительно положил ей руку на плечо.
– Так тоже годится. Собственно говоря, даже очень мило. И так пестро. Пивная все же не церковь.
Он отступил под нашими взглядами.
– Но вы, видно, уже справились, тогда я пойду завтракать. Калли наверняка тоже скоро придет.
Он сделал два шага и опять повернулся.
– Да, Кристина, нам еще надо переодеться. В таком виде я тебя на открытие не возьму. Даже если это гармонирует с неаккуратными цветами.
Он коснулся кепки и зашагал назад к пансиону. Гудрун неуверенно посмотрела ему вслед.
– Я же его в газете видела, это знаменитый экскурсовод, да?
– Что-то в этом роде, – сказала Марлен, подписывая накладные. – В двух словах трудно объяснить.
В половине одиннадцатого мы все наконец встретились во дворе. Папа был в серых брюках и темно-синем блейзере с золотыми пуговицами. Конфетную рубаху я предусмотрительно сунула в стиральную машину Марлен. Хайнц слегка надулся, но почти без сопротивления надел белую сорочку. Калли пришел в синем костюме, Карстен – в сером. Когда появился Онно в вельветовом пиджаке, его осмотрели придирчивым взглядом.
– У тебя в гардеробе не нашлось чего-нибудь более элегантного? – спросил Калли, снимая нитку с плеча Онно.
– А что? Он почти новый. А штаны из обычного материала. Я же не на похороны пришел. И костюмы старят.
На Марлен был белый брючный ансамбль. Папа присвистнул, увидев ее. Марлен улыбнулась:
– Большое спасибо. Вы тоже хорошо выглядите. А Хуберт уже уехал?
– Да, отправился в порт. Послушай, тебе нужно чем-нибудь обмотаться, на белом каждое пятнышко видно.
Она кивнула с остановившимся взглядом:
– Пожалуй, я все-таки переоденусь.
Гизберт фон Майер, тоже в белом костюме, нес в левой руке комнатный цветок, за плечами у него болтался рюкзак, на груди – фотокамера.
– Марлен, сердечные поздравления с открытием, в том числе и от имени редакции. О, мы с тобой под стать друг другу! Привет, Кристина, очень милое платье.
– Гизберт! – Папа хлопнул его по плечу, листья растения задрожали. – Сделай-ка прямо сейчас пару фотографий, пока все еще в порядке. И не забудь про буфет, а то потом его опустошат.
– А что там из еды? – Онно заглянул в дверь. – И горячее будет?
– Есть все, – уважительно сказал Калли. – А где же Хуберт? Я думал, ему нужно только забрать Теду из порта. А паром давно пришел.
– Он кое-что для меня получает, – заговорщицки шепнул папа. – Наш подарок.
В этот момент показались первые гости. С цветами, в праздничной одежде, они, улыбаясь, прошли ко входу, где уже заняла свой пост Марлен.
– Нам не нужно вытянуться в шеренгу? Ну, чтобы продемонстрировать свою причастность?
– Папа, прошу тебя. Оставь церемонию приветствия Марлен.
– Ох, не знаю… Калли, Онно, Карстен, пойдем-ка. Хотя бы встанем рядом. А ты, Кристина, могла бы угостить людей шампанским.
Тут появилась молодая девушка в черном длинном переднике, с подносом, уставленным бокалами.
– Что я могу вам предложить?
– А вы кто такая? – Папа взял бокал и беспардонно стал разглядывать девушку.
– Меня зовут Сьюзи. Я обслуживаю гостей вместе с двумя коллегами.
– Ага. Послушай, Кристина, вы с Доротеей и Гезой сами могли бы с этим справиться. Скажите-ка, Сьюзи, а сколько вам платят в час?
– Папа! – Я быстро взяла бокал. – Спасибо, Сьюзи. Там, кстати, пришли новые гости.
Площадка перед рестораном постепенно заполнялась народом, самые первые уже прошли внутрь.
– А мы не хотим войти? – Папа осмотрелся. – Еще нет Доротеи. И Хуберта. А где Нильс?
– Поехал за матерью. – Карстен оглядел гостей. – О, вот они идут. Сюда, сюда, мы здесь!
Он пошел навстречу жене и сыну, а Гизберт фон Майер, широко расставив ноги, стоял возле Марлен и фотографировал, бешено жестикулируя камерой. Он выглядел настоящим папарацци.
– Если он сейчас рявкнет супруге бургомистра «улыбочку!» и назовет ее «бэби», Марлен ему точно двинет.
Доротея, незаметно возникнув за моей спиной, смотрела на Гизберта, подняв брови.
– Так мы пойдем внутрь? Или мы чего-то ждем?
– Ждем Теду, Хуберта и мой подарок, – ответил папа, рассматривая Доротею. – Тебе не кажется, что у этого платья слишком глубокий вырез? Калли сказал, что пастор тоже будет.
– Ах, Хайнц! – Она положила руку ему на плечо и улыбнулась сладчайшей улыбкой. – Я могу сказать, что мы с тобой незнакомы. Нет проблем.
Гизберт снова встал в позицию и старался изо всех сил. Объекты его фотографической страсти явно рассчитывали на большую прессу. Фрау Вайдеманн-Цапек походила на ванильное облако, шифон на шифоне, на это платье она потратила, вероятно, метров сто ткани. И поскольку модель оказалась столь удачной, ее подруга Клюпперсберг была в точно таком же наряде, только фисташковом. На обеих красовались соломенные шляпы, их шифоновые ленты развевались, когда они на каблуках семенили к Марлен. Они улыбались и махали во все стороны, Гизберт встретил их щелканьем камеры – не Нордерней, а настоящий Голливуд.
– Смотри, Хайнц! – Даже Онно был впечатлен. – Они выглядят как сестрички Якоб, только без пуделя[3].
Папа уже собрался ответить, но вдруг увидел нечто повергшее его в шок.
– Не могу в это поверить!
Он распахнутыми глазами смотрел на вновь прибывших гостей, потом отстранил меня и широкими шагами направился к группе людей, стоявших возле Марлен. Мы пошли за ним – я, Доротея, Калли и Онно. Я никак не могла понять, что его так взбудоражило, зато увидела Гизберта, который опустил камеру и растерянно искал взглядом отца.