Зевс смеется, но в этом смехе нет и доли юмора.

— Я пас, спасибо.

Марсель смотрит на Зевса так, будто не понимает слов, которые тот только что произнес.

— Мы закончили, Дюран.

— Зевс, не будь дураком. Речь идет о сотнях миллионов долларов.

— Я не поступаю глупо. Это я принял верное решение.

Глаза Марселя переместились на меня, а затем снова на Зевса.

— Ты совершаешь большую ошибку, Зевс. Без меня ты больше не выйдешь на ринг. Я позабочусь об этом.

Зевс наклоняет голову в сторону.

— Кто сказал, что я хочу снова драться?

Марсель покровительственно смеется.

— И что же ты собираешься делать? Сидеть здесь, быть ее сучкой, все дни на пролет, пока она высасывает из тебя кровь? Ты ведешь себя как идиот, Кинкейд.

Я ожидаю, что Зевс рассердится. Но он не злится. Он просто смотрит на Марселя.

Затем он начинает смеяться. И это настоящий искренний смех, как будто он смеется над шуткой, смысл которой знает только он.

— Какого хрена ты смеешься? — огрызается Марсель, голос звучит раздраженно.

Зевс пожимает плечом, смех все еще грохочет в его груди.

— Думаю, ты скоро узнаешь.

— Что, блядь, это значит? — глаза—бусинки Марселя сузились до щелей.

Лицо Зевса становится серьезным.

— Что я всегда тебе говорю, Марсель? В жизни есть два правила. Первое — никогда не выдавай всю информацию.

Я вспоминаю, как Марсель сказал Зевсу именно эти слова шесть недель назад в его квартире, и на моем лице расцветает улыбка, потому что предчувствую, что Зевс знает что—то, о чем не говорит.

Ранее он говорил мне, что на стороне, что—то замыслил, что напрямую касается Марселя. Возможно, это наконец—то происходит.

— Ты совсем охренел, — кричит Марсель, направляясь к двери. — Слишком много ударов по голове сделали тебя еще более тупым ублюдком, чем ты уже был.

—Ага, — говорит Зевс, ухмыляясь. — Совет тебе, Марсель. Не наклоняйся в душе.

А? Не наклоняться в душе?

Брови Марселя сходятся вместе.

— Ты долбаный псих. Счастливой жизни со своим ублюдком и стриптизершей, — говорит Марсель и исчезает за дверью.

Зевс рычит, пытаясь отодвинуть меня в сторону и слезть со смотрового стола, чтобы добраться до Марселя, но я не сдвигаюсь с места.

— Зевс, он того не стоит, — говорю я, хватаясь за его руки. — Неважно, что он говорит.

Брови Зевса напряжены от гнева.

— Он сказал это только для того, чтобы вывести тебя из себя. Если бы ты пошел за ним, ты дал бы ему именно то, чего он от тебя хотел.

Звук полного разочарование вместе с выдохом покинул его легкие.

— Ты права. Я знаю, что ты права. Я просто чертовски ненавижу его, считающего, что он может говорить о тебе все дерьмо, которое захочет, и ему это сойдет с рук.

— Но ему это не сойдет с рук, не так ли?

Глаза Зевса переходят на мои, и в них появляется ухмылка.

— Что ты сделал?

— Дело не в том, что я сделал. А в том, что сделал он.

Я смотрю на него в замешательстве.

— Договорные бои, — говорит он мне низким тоном. (Договорной матч или игра, бой — спортивное состязание, результат которого предопределён заранее в результате сговора соперников между собой и, возможно, с третьей стороной (букмекером, судьёй и т. д.). Договорные матчи являются серьёзным нарушением правил спортивных состязаний, их организация может являться преступлением. В то же время, доказать факт сговора обычно крайне трудно)

— Нет, — задыхаюсь я.

— Ага. — Он кивает.

— Когда? Как долго? Какие бойцы? И откуда ты знаешь?

— Слишком много вопросов, Голубка. — Он усмехается. — И я знаю, потому что Марсель не единственный, кто лезет в чужие дела. На протяжении многих лет я слышал о том, что он занимается не совсем законными вещами. Бойцовские бои, незаконные букмекерские синдикаты – разные вещи. Но я просто отмахивался от этого, потому что он не просил меня вмешиваться, так что это не мое дело. Но потом он испортил мне жизнь, украл у меня четыре года жизни моей дочери, поэтому я углубился в это дело. Я серьезно покопался. Понимаешь, дело в том, что Марсель имеет склонность выводить из себя многих людей, поэтому не сложно было заставить их говорить. У меня было несколько улик, но ничего серьезного, поэтому я поговорила с Элли…

— Тетя Элли в курсе? — удивленно говорю я.

Он внимательно смотрит на меня.

— Я попросил ее ничего не говорить, пока не пойму, можно ли будет что—то сделать. Я не хотел втягивать тебя в это. Элли — полицейский, она знает людей, поэтому она направила меня в нужную сторону, с кем мне нужно было поговорить, и я передал им все, что знал.

— И?

— За пару часов до драки мне позвонил детектив, который занимался этим делом. Он сказал мне, что против Марселя будут выдвинуты официальные обвинения — не только в организации боев и незаконных ставках, но и в отмывании денег.

— Ни хрена себе, — вздохнула я.

— Ага. И, если его признают виновным, ему грозит до двадцати лет тюрьмы.

— Ну, черт, — говорю я. — Напомни мне никогда не злить тебя.

Зевс смеется, прежде чем вцепиться пальцами в петли моего ремня и притянуть ближе. Затем выражение его лица становится серьезным.

— Тебе больше никогда не придется беспокоиться о том, что я причиню тебе боль, Голубка. Клянусь, я больше никогда не совершу с тобой такой ошибки.

— Я знаю, — говорю ему, и это действительно так.

Он нежно проводит своими губами по моим, заставляя меня вздохнуть от счастья.

— Итак, ты собиралась мне что—то сказать, пока нас не прервали, — говорит он, отрываясь от моих губ.

— О, да. — Я делаю небольшую паузу, собираясь с мужеством, которое собрала в себе ранее, перед тем как вошел Марсель.

— Ну... — я нервно облизываю губы. — Я подумала, что мы с Джиджи могли бы переехать к тебе в дом.

— Правда? — его глаза загораются.

— Правда.

— Когда?

— Ну... мне нужно поговорить с тетей Элль, дать ей время свыкнуться с этой мыслью. Я не хочу просто взять и бросить ее после всего, что она сделала для меня и Джиджи. Но это точно должно произойти в течение девяти месяцев, так как у нее нет дополнительной спальни.

— Девять месяцев? — Он нахмурился. — Я думал скорее о девяти днях.

Серьезно?

Я смотрю на него, и он определенно не понимает.