– Что вы там нашли? Там, на объекте. Мы говорим про доверие, верно?

Я тяжело вздохнул.

– То, что там было, оттуда уже вывезли. Но я кое в чем разбираюсь. Судя по основаниям, там стояло что-то тяжелое, и во множестве экземпляров.

– Центрифуги, – мгновенно поняла Дана.

– Может, и они. А может, и токарные станки.

Дана мою шутку не приняла. Дулась, потом мрачно заявила.

– Вам не понять.

– Не понять – чего?

– Наша страна может быть уничтожена одним атомным боезарядом. Вот вам и не понять наших опасений.

– Вы простите, откуда? Я имею в виду, откуда приехали в Израиль?

– Не я, мои родители. Из Киева.

– Ну и кто вас заставлял ехать? Передайте Аарону, если будет угроза для Израиля, я сообщу. Честно, сообщу. Мне не все равно, и знаете почему? В Израиле до четверти населения владеют русским языком. Хоть вы и отказались от нас, уехали – для меня вы все равно одни из нас. И вы мне ближе, чем садыки. Что с вами будет – мне не все равно.

Дана какое-то время думала, как реагировать на мои слова. Потом – закрыла лицо руками… плечи затряслись. Ну, вот…

– Эй, ты чего…

– Страшно…

Я подсел к ней, обнял ее.

– Зачем в разведку то пошла?

– Хотела… помочь.

– Кому?

– Стране… у меня два брата в ЦАХАЛ служат, один в спецназе. Мы ведь… родители с детства учили, что надо отдать долг родине. Вот… отдала…

– Ничего. Все нормально будет…

Короче говоря, легенда про командировочный роман перестала быть легендой. Но может оно и к лучшему. Если придется уходить…

…

Мир шпионов достаточно тесен, все знают друг друга. Да и не шпионы мы вообще. Сейчас не те времена, если раньше ПГУ КГБ внедряло резидентов по всему миру, то сейчас – какой в этом смысл? Все в интернете можно посмотреть.

Гораздо сложнее решить какой-то вопрос. Изменить политику другой страны, если не в общем, то хотя бы в частности. Вот для этого и нужны решалы. Как в бандах. Люди, которые умеют давить, которые умеют договариваться, и которым есть что предложить. Вот эти люди – во многом заменили шпионов.

Они есть у всех. У Америки, кстати, – не самые сильные, скорее наоборот. Я вообще удивляюсь, как американцы ведут себя. Их проблема в том, что они слишком сильны – но это скорее снижает эффективность их действий. Их проблема – в разобщенности. У них нет единого политического центра принятия решений, скорее, наоборот. По сути – каждый более-менее влиятельный сенатор или конгрессмен может проводить такую политику, какая ему вздумается.

Расскажу довольно старую историю, еще давних времен моей зеленой лейтенантской юности. Джордж Буш – тогда еще без приставки «старший» – вел с нами, с Россией – честную игру. Уже в девяносто первом – он внес в Конгресс законопроект об отмене пресловутой поправки Джексона-Веника. Все правильно – мы открыли границы и Белый дом тут же отреагировал.

Думаете, ее приняли? Нет.

С того времени поправку пытались отменить еще трижды. Удалось только в 2012 году, когда ее анахронизм стал уже вопиющим. И то – только с условием замены на новые санкции.

Я это к чему? Нет, я не жалуюсь, что нас обидели, жаловаться вообще грех, да и смысла нет. Я это к тому, почему самая сильная страна мира пребывает в таком раздрае и снискала всеобщую ненависть. Это как в подразделении, где несколько командиров, да еще и которые регулярно меняются. В США непонятно, кто решает вопросы, непонятно, кто отвечает за взятые обязательства, а если даже и удалось договориться – то непонятно, сколько устоит такая договоренность. Как в случае с Ираном – возможно, всего лишь до следующего президента.

Вот США и плодят всеобщую к ним ненависть, даже не замечая этого. Они не замечают, как к ним копятся счеты, в них нет страха. Они не боятся того, что если они оступятся, их все бросятся добивать. Они просто не представляют себе, что США могут оступиться.

Но ведь могут…

А вот Иран совсем иной. С ними договариваться можно – хотя и сложно. Чего не понимают американцы: Иран – это цивилизация, которой не одна тысяча лет. Она принципиально уже не изменится, у нее своя история развития и ее не поменяешь. Пытались – кончилось плохо. Но если знать их – то договориться можно.

Наверное.

Я не знал этого наверняка, хотя именно это мне и предстояло. Понятно, что мое появление в Дамаске привлекло внимание всех заинтересованных сторон и иранцы тоже захотели со мной побеседовать. Причем в отличие от израильтян – почти открыто. Просто на следующий день заявились в отель и предложили поехать поговорить.

Сопровождал нас русский джип «Тигр» с солдатами сирийской гвардии. Пятый корпус, скорее всего, во главе с психически не совсем нормальным братом Башара Асада. Тот однажды выстрелил офицеру в живот, потому что ему не понравился его доклад. Кто-то говорит, что он и есть реальный кукловод режима, но это не так. Точнее, мы боремся за то, чтобы это не стало так. Потому что если Башира заменит Махер – всему хана…

И да, Махер полностью под иранцами. Башар – нет, он все-таки западный человек, в нем это слишком глубоко – а Махер да. Он слишком восточный и слишком военный. Я знаю, что некоторые шепотом называют его «наш Сталин»…

Прошли линию постов. Здесь уже не Дамаск, здесь начинается пригород, и здесь возможно всё, что угодно. Потому что тут – война.

Как выглядит эта война? Совсем не так, как это принято представлять – здесь всё иначе. Здесь война – это, например, остановился в поле мотоциклист, и открыл огонь по проезжающим по шоссе машинам. Как только выдвинулась армия – его и след простыл.

Кто эти мотоциклисты? Часть – просто отморозки из ИГИЛ, они небольшими группами до сих пор орудуют, их поддерживают некоторые суннитские племена. Часть – из Идлибской зоны деэскалации. Ее несколько раз пытались зачистить и несколько раз нам не дали этого сделать. Там – боевики, отряды, школы – всё, как в Афганистане, в Пакистане, в зоне Племен. Конкретно их поддерживают турки, а американцы, скажем так, не возражают. Там растят новых Бен Ладенов и мы это знаем. Американцы – нет, но американцы никогда ничего не знают, пока это не обрушивается им на голову.

– Далеко еще? – спросил я у провожатых по-русски.

– Нет, – ответил один из них.

Русский знает. Мне кажется, азербайджанец. В составе Ирана есть Южный Азербайджан, там