По замыслу большинства заговорщиков, после ареста Гитлера следовало предать суду. Участвовавший в заговоре советник имперского суда Ганс фон Донаньи еще с 1933 года тайно готовил материалы для процесса над фюрером. Кроме того, для подстраховки полковник Остер установил контакт с заведующим психиатрическим отделением знаменитой берлинской клиники «Шарите» профессором Карлом Бонхоффером, который в случае необходимости должен был возглавить врачебную комиссию и объявить фюрера германской нации Адольфа Гитлера душевнобольным. (До чего же все похоже! Среди подсудимых третьего московского процесса были и врачи. И не будет очень удивительно, если окажется, что кто-нибудь из наших оппозиционеров тайно готовил материалы для процесса над Сталиным.)

Все же немцы есть немцы. Гальдер, будучи начальником генштаба, не имел права непосредственно отдавать приказы армии — та подчинялась генералу Вальтеру фон Браухичу Обычно путчисты легко справляются с такими мелочами, а немецких заговорщиков это смущало. Очень многое в их плане зависело от вечно колеблющегося командующего сухопутными силами. Хотя 27 сентября им и удалось заручиться согласием Браухича, но все это было как-то уж слишком ненадежно. Тогда Остер и Гизевиус все же додумались до простого решения: на всякий случай договорились с генералом Эрвином фон Вицлебеном о том, что он, в случае необходимости, начнет переворот и без приказа сверху.

План действий был прост, как три пфеннига. Подчинявшийся Вицлебену «ударный отряд» (по сути, спецназ) штаба столичного корпуса должен был в нужный момент ворваться в рейхсканцелярию и арестовать фюрера. Во главе «группы захвата» стояли сотрудники абвера — бывший террорист и руководитель организации «Стальной шлем», известный специалист тайной войны Фридрих Вильгельм Гейнц и морской капитан Франц Лидиг. Усиленный сочувствующими заговорщикам молодыми офицерами, студентами и рабочими, ударный отряд насчитывал до трехсот человек. По просьбе полковника Остера адмирал Канарис распорядился выделить «ударникам» карабины и взрывчатку.

Гейнц был человеком трезвомыслящим и конкретным, а посему внес в планы заговорщиков свои коррективы. Идею суда над Гитлером или помещения его в лечебницу он считал абсолютно нереальной. «Один Гитлер сильнее Вицлебена со всем его армейским корпусом», — заявил он Остеру. Вдвоем они разработали план «заговора внутри заговора». Втайне от остальных путчистов Гейнц приказал своим людям не арестовывать фюрера, а сразу пристрелить его во время захвата. Ну так вышло, что ж теперь поделаешь!

К началу агрессии против Чехословакии все было готово. Заведовавший аппаратом министра иностранных дел Эрих Кордт (брат встречавшегося с Галифаксом Тео Кордта) вместе с Шуленбургом должны были проследить, чтобы большая двойная дверь за спиной часового, стоявшего у входа в рейхсканцелярию, была открыта. Размещенный по частным квартирам ударный отряд в полной боевой готовности ждал сигнала. Вицлебен находился у Гальдера в здании ОКВ, а Браухич отправился в здание правительства, чтобы услышать решение Гитлера.

Однако все развивалось отнюдь не по предписанному. Нет, заговорщики были полностью готовы к действиям. Подкачал повод. Фюрер вдруг пошел на то, чтобы разрешить международный кризис путем переговоров. Посредником выступил Муссолини, в Германию прилетел английский премьер Чемберлен, и это смешало карты путчистов. Все действия были отложены, решили ждать результатов конференции. Мюнхенский сговор, таким образом, принес Гитлеру не только внешнеполитический триумф, но и спас ему жизнь. Заговорщики делали ставку на неизбежный международный провал фюрера и предполагаемую твердость Запада, но Гитлер победил, а хваленые западные демократии оказались мягче воска в его руках. Эта победа резко повысила симпатии германского генералитета к фюреру, и заговорщики сочли за благо отложить свои планы — ненадолго…

Другие путчи, также не состоявшиеся

Не прошло и года, как Гитлер вновь подвел Германию, как показалось генералам, к краю пропасти. Он полным ходом начал подготовку к нападению на Польшу. Ни одно добропорядочное немецкое сердце не испытывало ни малейшей симпатии к этой стране — но Польша имела договор о взаимопомощи с Англией и Францией! В воздухе опять запахло войной на два фронта, которой пуганые еще в Первую мировую войну германские генералы боялись больше всего. Снова заговорили о том, что фюрер ведет Германию к пропасти, и тут же, по привычному сценарию, путчисты возобновили свою деятельность.

И снова они начали с завязывания негласных контактов с англичанами. Запомним на будущее: ограниченные в возможности получить поддержку в собственной стране, заговорщики всегда ищут ее за границей. У них просто нет другого выхода.

20 марта 1939 года уже знакомый нам близкий друг генерала Бека и адмирала Канариса, лидер прусских консерваторов Клейст-Шмениц — тот самый, который ездил в Лондон в 1938 году, — передал английскому журналисту Яну Кольвину сообщение о том, что Гитлер намеревается напасть на Польшу. Журналисты, особенно британские, в то время сплошь и рядом имели «вторую специальность», и предупреждение прямым ходом ушло в Лондон. Затем Герделер и Шахт срочно отправились в Швейцарию, где в конце марта 1939 года встретились с неким лицом, близким правительствам Англии и Франции. Поскольку устраивал встречу абверовец Гизевиус, по роду работы тесно связанный с американской и английской разведками, совершенно ясно, что это было за «лицо». Через него они информировали Запад, что Гитлер намеревается двинуться на восток, собираясь после Данцига и Варшавы захватить Украину и Кавказ. Но что могли иметь Британия и Франция против такого развития событий?

14 июля 1939 года, практически накануне начала войны, руководителю британской военно-морской разведки нанес визит подполковник фон Шверин, очередной эмиссар Гальдера. Он детально объяснил англичанам, как предотвратить нападение Гитлера на Польшу: послать эскадру боевых кораблей в Балтийское море, перебросить во Францию две дивизии и группу тяжелых бомбардировщиков и, наконец, ввести в состав кабинета Чемберлена Уинстона Черчилля. Еще до графа Шверина в Лондоне побывал другой посланец Гальдера, офицер германского генштаба Бом-Теттельбах, который тайком навестил заместителя военного министра и ряд других высокопоставленных деятелей, пытаясь выяснить у них, как Англия относится к «польскому вопросу».

Оба эмиссара ничего не добились. Их собеседники в самых общих словах заверяли, что Англия выступит в защиту Польши, но не давали никаких конкретных обещаний. Польшу сдали точно так же, как незадолго до того сдали Чехословакию.

Английская уклончивость дорого стоила Великобритании и всему остальному миру. В 1945 году, попав в плен к союзникам, Бом-Теттельбах на допросе заявил, что его начальник, генерал Гальдер, арестовал бы Гитлера в августе 1939 года — если бы был уверен в поддержке англичан. Той поддержке, которую он не получил. Так что британцы, получается, сами себя перехитрили.

Начальник генштаба был не единственным человеком в Германии, тайно информировавшим Запад о планах фюрера. Тем же занимался и руководитель военной разведки. Через одного из своих друзей Канарис во второй половине июня 1939 года передает англичанам секретные сведения: Гитлер нападет на Польшу вскоре после 26 августа. Не оставались в стороне и заговорщики в МИДе: барон фон Вайцзеккер через поверенного в немецких делах в Лондоне Эриха Кордта предупредил о том же сэра Ванситарта. Эта деятельность в просторечии уже называется не «связями с заграницей», а шпионажем. (Вспомним в этой связи обвинения в шпионаже на «московских процессах» — те обвинения, которые даже историки «сталинистского» толка считают высосанными из пальца. Как видим, шпионажем — причем добровольным и бескорыстным — могут заниматься люди, сидящие на очень высоких постах. Если бы Гитлер тогда докопался до заговора, «берлинские процессы» по статусу обвиняемых не уступали бы московским.)