— Ага.

— Не знаю, что вам сказать, писатель.

— Если бы я был вашим сыном, что бы вы посоветовали?

— Вы? Моим сыном? Меня сейчас стошнит. Сходите к психоаналитику, писатель. Знаете, у меня уже есть сын. Моложе вас, ему двадцать…

— Я не знал.

Он порылся в кармане и вытащил маленькое фото, наклеенное на картонку, чтобы не помялось. На ней был молодой человек в парадном мундире морского пехотинца.

— Ваш сын военный?

— Второй пехотный дивизион. Его послали в Ирак. Помню день, когда он поступил на службу. Тут на парковке торгового центра был передвижной призывной пункт. Для него все было очевидно. Он пришел домой и сказал мне, что его выбор сделан: он бросает университет и отправляется воевать. Из-за одиннадцатого сентября. У него эти кадры не выходили из головы. Я тогда вытащил карту мира и говорю:

«Ирак — это где?» А он ответил: «Ирак — это там, где надо быть». Как вы думаете, Маркус (он первый раз назвал меня по имени), он был прав или нет?

— Понятия не имею.

— Вот и я тоже. Я знаю одно: жизнь — это череда выборов, с которыми потом приходится мириться.

Это был прекрасный вечер. Я уже давно не чувствовал себя окруженным таким теплом и заботой. После ужина я ненадолго остался один на террасе: Гэхаловуд помогал жене убирать со стола. Спустилась ночь, небо было чернильно-черное. Я отыскал мерцающий контур Большой Медведицы. Кругом царил покой. Слышалось только мирное стрекотание сверчков. Когда Гэхаловуд вернулся, мы подвели итоги расследования. Я рассказал, как Стерн позволил Гарри бесплатно жить в Гусиной бухте.

— Тот самый Стерн, у которого была связь с Нолой? — уточнил он. — Все это очень странно.

— Вы же сами видите, сержант. И я вам точно говорю: еще тогда кто-то знал про Гарри и Нолу. Гарри мне рассказывал, что в тот вечер, когда был городской бал, он обнаружил на зеркале в туалете надпись: его обозвали «ёбарем малолетки». Кстати, а что слышно про надпись на рукописи? Когда будут результаты графологической экспертизы?

— Теоретически, на той неделе.

— Значит, скоро все узнаем.

— Я досконально изучил полицейский отчет об исчезновении Нолы, — помолчав, сказал Гэхаловуд. — Тот, что составлен бывшим шефом Праттом. И там ни разу не упомянуты ни Стерн, ни Гарри.

— Странно, потому что Нэнси Хаттауэй и Тамара Куинн утверждают, что, когда Нола пропала, они обе сообщили Пратту о своих подозрениях относительно Стерна и Гарри.

— Но отчет подписал сам шеф Пратт. Он знал и ничего не предпринял?

— И что все это может значить? — спросил я.

Гэхаловуд помрачнел:

— Что у него тоже могла быть связь с Нолой Келлерган.

— У него тоже? Вы думаете, что… Боже милосердый… Шеф Пратт и Нола?

— Завтра утром первое, что мы сделаем, писатель, это поедем к нему и спросим.

* * *

Наутро в четверг, 3 июля 2008 года, Гэхаловуд заехал за мной в Гусиную бухту, и мы отправились к шефу Пратту домой, на Маунтин-драйв. Дверь нам открыл сам Пратт. Сперва он увидел только меня и приветливо произнес:

— Мистер Гольдман, каким попутным ветром вас занесло? В городе говорят, вы ведете собственные разыскания…

Я услышал, как Эми спросила, кто пришел, и Пратт ответил: «Это писатель Гольдман». Потом он заметил Гэхаловуда и обронил:

— А, так это официальный визит…

Гэхаловуд кивнул.

— Всего несколько вопросов, шеф, — пояснил он. — Расследование застопорилось, и нам недостает некоторых сведений. Уверен, вы понимаете.

Мы расположились в гостиной. Эми Пратт зашла поздороваться. Муж велел ей не болтать языком, а поболтаться в саду; она без лишних слов нацепила шляпу и пошла возиться со своими гардениями. Сценка показалась бы мне смешной, если бы в гостиной Праттов не повисла вдруг необъяснимая напряженность.

Я предоставил вести допрос Гэхаловуду. Он был очень хороший коп и, несмотря на затаенную агрессивность, большой знаток человеческой психологии. Для начала он задал несколько ничего не значащих вопросов; потом попросил Пратта коротко напомнить цепь событий, приведших к исчезновению Нолы Келлерган. Но Пратт скоро потерял терпение и заявил, что уже писал отчет о результатах расследования в 1975 году и нам остается только его прочесть. И вот тут Гэхаловуд перешел в наступление:

— Ну, честно говоря, я читал ваш отчет, и он меня не убедил. Я знаю, к примеру, что Тамара Куинн говорила вам, что знает про Гарри и Нолу, и тем не менее в деле об этом ни разу не упоминается.

Пратт не дал сбить себя с толку:

— Да, мамаша Куинн ко мне приходила. Сказала, что ей все известно, сказала, что Гарри бредит Нолой. Но у нее не было доказательств, и у меня тоже.

— Неправда, — перебил я. — Она показывала вам страницу, написанную рукой Гарри и ясно изобличавшую его.

— Показывала, один раз. А потом эта страница исчезла! У нее ничего не было! И что мне было делать?

— А Элайджа Стерн? — спросил Гэхаловуд, сделав вид, что сменил гнев на милость. — Что вы знаете о Стерне?

— Стерн? — повторил Пратт. — Элайджа Стерн? А он какое отношение имеет к этой истории?

Гэхаловуд одержал верх. Он заговорил, очень спокойно, но его тон не оставлял места никаким уверткам:

— Прекратите этот цирк, Пратт, мне все известно. Я знаю, что вы вели следствие не так, как обязаны были вести. Я знаю, что после исчезновения девочки Тамара Куинн делилась с вами своими подозрениями насчет Квеберта и что Нэнси Хаттауэй сообщала вам о сексуальных отношениях Нолы с Элайджей Стерном. Вы должны были задержать Квеберта и Стерна, вы должны были, по крайней мере, их допросить, произвести обыск у них дома и внести все это в отчет. Самая обычная процедура. Но вы этого не сделали! Почему? Почему, а? В конце концов, у вас на руках была убитая женщина и пропавшая девочка!

Я почувствовал, что Пратт растерялся. Пытаясь вновь обрести уверенность, он повысил голос:

— Я неделями прочесывал всю округу! — рявкнул он. — Даже в отпуске! Я из кожи вон лез, чтобы найти девочку! И нечего оскорблять меня в собственном доме и ставить под сомнение мою работу! Копы с копами так не поступают!

— Вы перевернули всю землю и обыскали дно морское, — возразил Гэхаловуд, — но вы знали, что есть люди, которых надо допросить, и не допросили! Почему, черт возьми? Знали за собой вину? Какую?

Повисла долгая пауза. Я смотрел на Гэхаловуда: он выглядел очень внушительно. Он смотрел на Пратта в упор, спокойно и грозно.

— Какую вину вы знали за собой? — повторил он. — Говорите! Ради бога, говорите! Что произошло с девочкой?

Пратт отвел глаза. Он встал и отошел к окну, избегая наших взглядов. С минуту он смотрел на улицу, на жену, очищавшую гардении от сухих листьев.